Сияние

ЭРАЗМО: Думаю, примерно в 13:00. Свет был безупречный; свет на Венере всегда безупречный. Макс считал, ей не надо к нему прикасаться. Он сказал: «Сперва просто попытайся поговорить. Мы же никуда не спешим». И доктор Нантакарн что-то сказала про жертв травмы и о том, что их реакцию на человеческое прикосновение невозможно предсказать. Я, по правде говоря, не слушал. Ринни совершенно точно собиралась обнять этого пацана, спорить было бессмысленно. Ринни не очень-то любила, когда её саму обнимали, но отлично умела обнимать других. Ей нравилось запускать процесс как таковой. Когда она была моложе, то говорила, что с помощью обнимашек можно исправить всё, если подгадать правильный момент и делать это умеючи. А она своё дело знала. Знала назубок.

Позже она уточнила это заявление: «почти всё».

Но она и впрямь попыталась сперва поговорить с ним. Не помню, что она сказала. Какую-то общую утешительную дребедень. Она умела утешать того, кто в этом нуждался. Нуждался в ней. Непросто, если у вас был плохой день, вы потеряли часы или что-то в этом духе. Для маленьких трагедий у неё жалости было в обрез. Но если вас угораздило повстречаться с большой, Ринни спешила на помощь со своими поцелуями. [прочищает горло] Ну так вот. Она сказала какую-то милую ерунду, приступила к обнимашкам, и тут ад разверзся.

ЦИТЕРА: Какой конкретно ад?

ЭРАЗМО: Чёртов пацан завопил как резаный. Я на миг подумал, что сейчас он опять мигнёт и ускользнёт от Северин, но она удержала его на месте. Она его держала, пока он вопил, трясся и впивался в неё ногтями. Как та девушка из сказки. Которая держала Там Лина, пока все злые фейри не промаршировали мимо. Как её звали?

ЦИТЕРА: Дженет.

ЭРАЗМО: [скрипит стул] Быстро же вы. В других обстоятельствах я бы счёл вас интересной персоной, Цит. Дженет. Она его держала, как Дженет, и в это же самое время звук начался опять, но он взревел – совсем не как накануне ночью. Он был громким, как оркестр марширующих музыкантов. И на этот раз абсолютно механическим. Шум машин и голоса. Мы сперва их не расслышали. Мы и близко не разбирали слов в той мешанине атмосферных помех – скачущая, щёлкающая, скрежещущая обратная связь, закольцованная сама на себя, с перекорёженным сверху донизу тембром. Но где-то там, среди всего этого, мы слышали… голоса. Мы все были здорово потрясены – это была та разновидность потрясения, когда ты чувствуешь восторг, прилив жизненных сил и такое дьявольское любопытство, что готов землю рыть в поисках ответа.

ЦИТЕРА: Мы можем уделить несколько секунд руке мальчика?

ЭРАЗМО: [громкий вздох] Столько времени прошло, а я всё ещё не знаю, что и говорить про его руку. Она была отвратительна, вот что я скажу. Я не разглядел её как следует, не сразу. Он продолжал орать, запрокинув голову. Глаза у него были совершенно безумные. Я однажды видел, как лошадь испугалась фейерверка. Когда гаучо её наконец-то догнали, она лежала в луже собственного пота, от паники утратив способность стоять на четырёх ногах. И её глаза, её бедные глаза – в точности как у Анхиса, – так и вертелись в орбитах.

Анхис протянул руку – ту самую руку – к Северин, как будто собираясь её ударить, но она не отпрянула. Я ею так гордился. Сам бы дёрнулся от такого. Я мог думать лишь об одном: «У него рот на ладони». Но это был не рот. Позже он позволил нам осматривать эту штуку сколько угодно. В перчатках и масках, заметьте. Мы не тыкали туда перстами. У него на ладони была дыра, которая не зарастала, или не могла зарасти, или не должна была зарастать, и из неё торчали жуткие извивающиеся ошмётки плоти, похожие на маленькие щупальца, но очень тонкие. Шелковистые. Влажные. Зеленовато-бронзовые. И живые: они двигались сами по себе, тянулись из него. Северин твердила ему, что это пустяки и всё будет лучше не придумаешь. Подарила ему своё самое совершенное Лицо № 124: «Любящая мать». Вместо того чтобы её ударить, он коснулся её щеки своей изувеченной рукой. Это был такой нежный жест, такой… взрослый. И когда он к ней прикоснулся, всё стихло. Он перестал кричать, атмосферные помехи прекратились, и он позволил Северин взять себя на руки. Она унесла его прочь от Мемориала, после чего Маргарета провела осмотр, пока Ринни баюкала его на коленях.

Три следующих дня Анхис спал в нашей палатке. Мы пытались разговорить его, но он молчал. Просто цеплялся за Рин, словно она заменила ему то, вокруг чего следовало ходить кругами. Мы сидели у костра и пели мальчишке все песни, какие только могли вспомнить. Максимо взял его на прогулку и тарахтел без остановки, надеясь, что он, как и положено примату, начнёт подражать большим обезьянам.

ЦИТЕРА: Если можно, вернёмся чуточку назад: какие шаги вы предприняли, чтобы отыскать источник атмосферных помех? Доктор Нантакарн не предположила, что вы все страдаете галлюцинациями? Похоже, вы не отказывали себе в наркотиках и алкоголе…