Сияние

Той ночью я проснулся поздно. Рин и малец ещё спали. Похрапывали и посапывали. Я надел штаны и вышел к колодцу – полагаю, в тех условиях это было что-то вроде гостиничного вестибюля, не так ли? Если бы в Адонисе осталась гостиница. Я знал, что найду там Горация. Я неспешно подошёл к нему. Атмосферные помехи шипели как безумные. Я изобразил, что держу бокал со сладкой «розовой леди» и поднимаю его, словно собираясь сказать тост в честь моего кузена. Но он не пошевелился. Он глядел прямо в колодец.

«Эй, приятель, – сказал я. – Ты у нас теперь сомнамбула?»

Ничего. Я схватил его за плечо – чуть грубо, но эта чушь меня встревожила. Я заорал, перекрикивая помехи: «Гораций, проснись!»

Он проснулся. Повернулся ко мне с улыбкой. Он был так похож на моего отца. Я увидел шрам от дротика, который бросил в него так много лет назад. А потом он прыгнул в колодец.

[долгая пауза. Скрежет ногтей по столешнице.]

Было очень глубоко. Я слышал, как он упал.

ЦИТЕРА: У Горация Сент-Джона до того уже проявлялись суицидальные наклонности? У вас есть предположения, почему он покончил с собой?

ЭРАЗМО: [сбивчивое дыхание] Прекратите. Мне не нравится, что вы называете его полным именем. Он был просто Гораций. Я его любил. Гораций был на шестнадцать месяцев старше меня, наши отцы были братьями. Мама Горация продавала шляпы в Городе Кузнечика. Гораций никому не позволял называть его Асом [76], и Господь свидетель, я пробовал. Гораций любил печь. Такого, как он, трудно заподозрить в подобном увлечении, но он готовил праздничные торты, которые выглядели, как рай в глазури. Если выстроить в ряд всех людей, с которыми я когда-то встречался, он был бы последним из тех, кого я назвал бы способными на самоубийство.

ЦИТЕРА: А когда остальные узнали?

ЭРАЗМО: [тихий плач] Они узнали не сразу. Потому что Марианна проснулась с одним из этих… ртов на ладони, которой она ударила мальчика, и начала кричать, и это был тот самый крик, который мы слышали сквозь помехи несколько часов назад. Так что я орал во всё горло, что Гораций мёртв, и у меня чуть глаза на лоб не вылезли, но они всё поняли лишь через некоторое время.

ЦИТЕРА: Я понимаю, это трудно. Но я должна спросить ради страховки – какова была реакция мистера Ковингтона на случившееся?

ЭРАЗМО: Арло? О, он сказал, что съёмки закончены и мы возвращаемся на станцию Белый Пион, как только упакуют оборудование.

Ох уж эти скандальные звёзды!

«Все по местам!», 4 мая 1924 г.

Колонка № 431: Человек-на-луне

Приветствую и свидетельствую своё почтение, кошечки и котята, дорогие и дражайшие, галактические яблоки моего всевидящего глаза! Что у меня в карманах для вас на этой неделе? Немного секса, немного декаданса, шепотка недозволенного «к-делу-не-относится», толика юношеского озорства? А КАК ЖЕ.

В прошлую субботу ваш покорный слуга обзавёлся приглашением на то, что безусловно запомнят как вечеринку столетия или, по крайней мере, недели: торжество в честь завершения новейшей ленты Перси Анка «Похищение Прозерпины»! Не спрашивайте, чего мне стоило завладеть этим приглашением (естественно, серебряная гравировка на чёрной бумаге – наш дружище Анк деталей не упускает!), ибо я никогда об этом не расскажу.

Я ваши глаза и уши на Луне – я всё вижу и слышу! И что же я услышал и увидел в субботу?

Ну, вы уже знаете, верные мои читатели, что мистер Персиваль Анк получил категорический отказ от американцев, когда попытался проскочить в захолустье Солнечной системы, чтобы снять свою готическую чепуховину в декорациях настоящих руин Прозерпины. Люди так забавно относятся к трагедиям! И что же сделал наш Король Серебряного Экрана? Он построил Плутон на Луне. Совершенно верно, весь этот совершенно секретный шум и гам посреди Эндимионовых равнин за Городом Кузнечика, все эти грузовики, выезжающие из ворот «Вираго», всё ворчание и рычание, которое раздавалось в офисах «Оксблад» и «Плантагенет»? Всё это было ради того, чтобы состряпать свой собственный Плутон. О, его уже не будет ко времени, когда вы это прочитаете – целлулоид, знаете ли, хрупкая вещь, – но он станет жить вечно на киноэкранах начиная с осени. Камера пожирает мир: обводит его своим взглядом и всё подряд засасывает в Страну Синематографа.

Но в субботу, о, в субботу – мы все танцевали чарльстон на утопающих в ночи берегах Плутона! Мы пили гранатовый дым из витражных бокалов и втискивались в бумажные наряды бизонов, раскиданные по парусиновым ледникам, как праздничные шляпы. Весь вечер нам играл Мики Халл собственной персоной, со своим оркестром из двадцати музыкантов. Мисс Мэри Пеллам, к 9 часам вечера, наполовину выскользнув из платья, сорвала овации, исполнив «На Венере дождей не бывает». Мики Х. выдал «Я оставил своё сердце на Галимеде», и, поверьте мне, в зале не осталось человека с сухими глазами.

Но я забегаю вперёд.