Сияние Авроры

– Да, – кивает Аврора. – Каждая клетка нашего тела – это ядро атома, окруженное электронами. И эти электроны отрицательно заряжены. Поэтому они отталкивают другие электроны, если те подходят слишком близко. Несмотря на то что наш мозг – говорилось в статье – воспринимает силу при отталкивании электронов как «прикосновение», атомы на самом деле всегда находятся на крошечном расстоянии в долю миллиметра друг от друга.

Аврора, качая головой, скользит большим пальцем по моему.

– А значит, мы, по сути, никогда ни к чему не прикасаемся, – продолжает она. – Мы всю жизнь проводим совершенно порознь. Нам ни разу не удается прикоснуться к другому живому существу. Никогда.

Во мне просыпается голод. Я ощущаю его и в ней тоже: мысль о том, что пожар, разгорающийся между нами, шепот, перерастающий в бурю, – все это может погаснуть завтра. Я нежно разворачиваю ее к себе лицом. Заглядываю в глаза. Аврора вздрагивает, когда я провожу пальцем по ее щеке.

Я наклоняюсь ближе, и ее голос опускается до шепота:

– Магеллан говорил, что, если две частицы когда-нибудь соприкоснутся…

Еще ближе.

– …произойдет ядерная реакция…

– Звучит опасно, – шепчу я, ловя ее взгляд.

Совсем близко.

– Очень, – выдыхает она.

Наши губы встречаются, наши огни сталкиваются, и в это мгновение все встает на свои места. Корабля нет. Складки нет. Есть только эта девушка в моих объятиях, Тяга в моей душе, прикосновение ее губ, рук и тела к моему. Она, задыхаясь, льнет ко мне, жадно ищет того же утешения, что и я, защиты в забвении, самого главного в нас и ничтожности всего остального. Ее язык легко касается моего, она направляет мои руки туда, где хочет их ощущать. И хотя отчасти я понимаю, что сказанное ею – правда, что мы действительно не прикасаемся друг к другу, меня все же на мгновение охватывает страх: пламя между нами превратится в ядерный пожар, который поглотит нас обоих.

Она отстраняется от меня спустя целую вечность. Смотрит в мои глаза с каким-то обожанием, которое наверняка видит в моем взгляде. Прижимает кончики пальцев к моему лицу, ушам, губам, опаляя кожу прикосновениями.

– Ты – огонь, который я жажду разжечь внутри, – говорю я ей.

Она берет меня за руку.

Подводит к своей кровати.

Увлекает вниз за собой.

– Давай сгорим вместе, – выдыхает она.

21. Тайлер

В камере для допросов холодно.

По дороге из тюремного блока сопровождавшие меня солдаты не обращали никакого внимания на мои протесты и возражения против безумия, которое они творили. Потому что хорошие солдаты не слушают террористов. Хорошие солдаты не думают. Они просто завели меня в эту комнату, привязали к стулу магнитными наручниками и после череды отрывистых приветствий вышли.

Оставив меня с ними.

Я оглядываю три фигуры, выхваченные светом ламп на потолке. Их дыхание, медленное и глухое, выходит с шипением. У всех одинаковая манера поведения, одинаковые зеркальные маски, одинаковая угольно-черная форма. Кроме самого главного из них, который, разумеется, с головы до ног облачен в кипенно-белое.

– ДОБРЫЙ ВЕЧЕР, ЛЕГИОНЕР ДЖОНС, – говорит Принцепс. – ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БОРТ «КУСАНАГИ».

Я смотрю на фигуру, на ту ее часть, где должны, по идее, находиться глаза. Представляю себе лицо, спрятанное за безликим фасадом.

– Рад снова видеть тебя, Чжан Цзе, – отзываюсь я.

Имя отца Авроры. Имя оболочки, которую эта тварь украла и теперь носит, будто дешевый костюм. Существо, которое миллионы лет дремало, пряталось в тени, раненое и желающее оставаться невидимым, нераскрытым, неизвестным.

Но мне-то известно его имя.

– Или мне следует называть тебя Ра’хаамом?

Я гляжу на них, кипя от злости. В ожидании ответа. Реакции. Чего угодно. Но они продолжают стоять, молча и неподвижно.

– Я знаю, чего ты добиваешься, – зло бросаю я. – Затеваешь войну между Террой и Несломленными, чтобы пустить пыль в глаза. Выигрываешь время, пока твои планеты-инкубаторы не будут готовы зацвести. В результате погибнут миллионы людей. Возможно, миллиарды. Но ты и сам это знаешь, верно?

Двое гэрэушников в серой форме встают по бокам от меня. Тот, что слева, тянется ко мне руками в перчатках и застегивает на шее болевой ошейник. Я вздрагиваю от прикосновения холодного металла к коже. Чувствую, как вылезает и прижимается к моему позвоночнику крошечный электрод.

– Использование болевых ошейников запрещено Мадридскими конвенциями, – возражаю я. – Видимо, в текст еще следовало бы добавить строку про запрет на владение ими инопланетными паразитами, но вы…

– ГДЕ АВРОРА ЦЗЕ-ЛИНЬ О’МЭЛЛИ? – спрашивает Принцепс.

Я стискиваю челюсти и гляжу в пустое зеркальное лицо.

– Согласно протоколам Легиона Авроры мне разрешено называть вам только свое имя, звание и номер экипажа.

Принцепс склоняет голову.

– ГДЕ АВРОРА ЦЗЕ-ЛИНЬ О’МЭЛЛИ?

Я облизываю губы. Собираюсь с духом.

– Тайлер Джонс. Альфа. Легион Авроры, экипаж 312.