Наталья Ивановна ушла от полковника удручённая. «Не может быть, чтобы я ошиблась, — думала она. — Возможно, я не сумела объяснить всего того, что приходилось наблюдать. Многих деталей совсем не рассказала…» И она не перестала наблюдать за молодым человеком. Постаралась войти в его общество, пристально присматривалась ко всему вокруг.
Прошло некоторое время. Балерина уже стала соглашаться с мыслью, что она действительно ошиблась в своих предположениях. Но однажды она невольно подслушала разговор, происходивший за кулисами Самгуньского театра между художником и тем же молодым человеком. Не дожидаясь конца спектакля, в котором она не была занята, Наташа сослалась на болезнь и уехала.
Вересаев встретил её приветливо. Внимательно выслушал. Извинившись за свою рассеянность, попросил повторить детали разговора. Когда она начала рассказывать вторично и более уверенно, её тонкий музыкальный слух уловил какие-то звуки, напоминающие резонанс своего дыхания в микрофон при разговоре по телефону. Она не придала этому значения, но позднее догадалась, что где-то среди настольных фигур или деталей массивного чернильного прибора был микрофон магнитофона, записавшего её рассказ.
Когда она окончила, Вересаев поднялся, обошёл вокруг стола и сказал, не оборачиваясь к ней, будто спрашивая самого себя:
— Значит, их. интересует дача… внучка профессора…
Помолчав несколько мгновений, словно припоминая что-то, он подошёл вплотную к балерине, пристально взглянул ей в глаза и строго спросил:
— Вы не ослышались? Он сказал: «Брюнет-прима»?
— Помню точно. Да, «Брюнет-прима» ждёт зарисовки дачи профессора. А передать просил через какого-то Галкина.
— Имя художника вам известно?
— Сергей Станиславович.
— Фамилия?
— Фамилии не знаю.
— Та-а-ак… Ну, благодарю вас, Наташа. Факты любопытны. Но об этом никому ни слова. Если будет удобно, наблюдайте, запоминайте, с кем встречаются художник и этот молодой человек. Неплохо было бы ближе познакомиться с ним.
— Мы немного знакомы.
— Очень хорошо. Но будьте осторожны. Не слишком назойливы в наблюдениях. Нам не звоните, не заходите. Мы найдём возможность видеть вас…
Вспоминая этот разговор, Наталья Ивановна мысленно перескакивала от одного эпизода своей жизни к другому, с теплотой думала о полковнике Вересаеве, который, как ей казалось, заменил ей отца.
ГЛАВА XVIII
В ТЕНИ КИПАРИСОВ
Инженер Ярусов, как было условлено, остановился на пару дней в городке «Н».
Получив номер в гостинице, он решил прогуляться — ознакомиться с городом, зайти на почтамт. Но прогуляться не удалось. Сменив дорожный костюм, он остановился перед зеркалом. Прихорашиваясь, невольно стал прислушиваться к монотонному голосу диктора, повторявшего объявления. Закончив передачу рекламных объявлений, диктор повысил голос:
— Внимание! Внимание! На главном почтамте поступили до востребования молнии: писателю Хусейну Заде, туристам Антони Браун, инженеру Русселю…» Дальше Ярусов не слышал. Минут через десять он уже был на почтамте. Дождавшись своей очереди, подал в окно паспорт. Расписался, развернул телеграмму, беглым взглядом пробежал текст: «Самолёт изменил курс. Вынужденная посадка городе «Красного Камня». Переводчица ждёт, волнуется. Ускорьте выезд. Управляющий «Сампроекта» Трусов». Ярусов, отлично владевший искусством дешифровки, без труда прочёл скрытый смысл «молнии», не торопясь положил телеграмму и паспорт в карман, вышел на улицу, обдумывая содержание шифровки.
«Значит, Энрике Томмах в городе «Красного Камня», — думал он, шагая по аллее сквера. — Хорошо. Поищем случая поговорить…» Возвратившись в гостиницу, Ярусов вызвал такси. Через три часа он уже был на освещённом луной, асфальтированном проспекте города, указанного в телеграмме.
Спал он не более трёх часов. А утром, в 8 часов, уже сидел в холле первого этажа гостиницы с журналом, наблюдая за выходящей и входящей публикой. Наконец, он услышал знакомый мужской голос. Ярусов осторожно посмотрел из-за журнала и вздрогнул. У окошка дежурного стоял тот самый «загадочный пассажир», назвавший себя Паулем Митчелл.
Ярусов почувствовал, как холодеют пальцы рук. Гулко застучало сердце. Одна за другой в сознании проносились догадки: «Слежка за мной… Адмирал Ландэ узнал о встречах с Вересаевым… А может, это вересаевский хвост, приставленный ко мне?..» Глаза начал застилать туман, Ярусов стиснул застучавшие мелкой дробью зубы. Пока Пауль Митчелл получал номер, Ярусов пережил не менее тревожные минуты, чем при встрече в поезде. Собственно говоря, вся жизнь Николая Русселя за последние несколько лет была испытанием нервов. Он стал замечать, что после таких треволнений начинаются сильные головные боли, наступает бессонница, нервные толчки во сне.