Вскинула голову и вздрогнула, глядя, как стремительно меняется взгляд темного принца. Мгновение назад он был совершенно вменяем, но прошел всего миг, и передо мной был не умный галантный принц, а чудовище, с безумно ожесточенным выражением лица, в котором каждая черта вдруг стала неимоверно хищной.
— Отпустите меня! — потребовала повторно, прекратив всяческие попытки вырваться.
Намеренно прекратив. Интуитивно почувствовав, что любое физическое сопротивление сейчас сыграет против меня.
Къяр продолжал стоять, удерживая меня в стальных, из поддерживающих превратившихся в захвативших в плен объятиях, и мучительно искал выход из положения. В какой-то момент мне даже вызвало интерес — что победит в темном, разум или желание, которое сейчас открыто читалось в его взгляде. Безумное, дикое желание захватить, овладеть, присвоить, сделать своей… взгляд скользнул с моего лица вниз, пальцы судорожно дернулись, словно Къяр с трудом сдерживал желание сорвать с меня эту сорочку… и при этом сдерживался. Действительно сдерживался, эта внутренняя борьба в нем была столь же явной, сколь и заметно сложной.
И я не удержалась от вопроса:
— Что происходит?
Принц Ночного Ужаса поднял на меня совершенно пьяные от хмельного желания, багрово-алые глаза, и хрипло произнес:
— Я хочу тебя.
Почему-то это признание вызвало внутреннюю усмешку, что-то сродни истерике, только где-то в глубине души.
— Вы знаете, я заметила, — язвительно ответила принцу.
Къяр улыбнулся уголком уже не обезображенного рта, но это была лишь мимолетная улыбка. В следующее мгновение, поджавшись вперед, он прижал меня спиной к холодному стеклу шара, впечатал собственные ладони по обе стороны от моей головы, и, склонившись к самым моим губам, хрипло произнес:
— Ты мое безумие, Катриона. Ты мое бесконечное, сжигающее, терзающее каждую секунду безумие.
Темный сделал судорожный вздох, словно пытался поймать мое дыхание, простонал, так отчаянно, что жутко стало даже мне, и выдохнул:
— Ты станешь моей. Араэден сильный соперник, но… ты станешь моей.
В багряно алых глазах полыхала уверенность. Абсолютная уверенность и в своих действиях и в результате, к которому они приведут. И я уже видела такое — в том храме, из которого кесарь настраивал переход в этот мир!
— Любопытно, — я встала ровнее и сложила руки на груди, хоть как-то оградившись от ауры властности, уверенности и убежденности нависающего надо мной темного, — и сколько же планов по заполучению меня у вас есть на данный момент?
Акъяр несколько отодвинулся, в его глазах промелькнуло то ли удивление, то ли смесь восхищения с непониманием, но на мой вопрос принц все же ответил:
— На данный момент двенадцать.
Вот как. Мы, Астаримана, всегда просчитывали как минимум две вариации развития событий, и потому проигрывали крайне редко, кесарь — семь, в результате он не проигрывал никогда, а Акъяр заготовил уже только «на данный момент» двенадцать?! Чертов гений!
— Хорошо, — медленно проговорила я, — допустим… — хотя допустить подобное являлось делом малоприятным.
Но, с другой стороны, вот он темный, который открыто говорит, что хочет меня, вот она я, едва ли одетая, без защиты и практически в его полной власти. И возникает прелюбопытный вопрос:
— А что, собственно, вас сдерживает?
Принц Ночного Ужаса посмотрел на меня как-то странно, затем слегка прищурил глаза, словно что-то просчитывал, видимо пришел к какому-то выводу, усмехнулся и произнес:
— Ты из другого мира.
— Насколько я могу судить, вас это не особо смущает, — с нескрываем сарказмом сообщила я.
Темный усмехнулся, снова приблизил свое лицо к моему практически вплотную и прошептал:
— Меня это не смущает, Катриона, меня это пугает.
Улыбнувшись, укоризненно покачала головой, не скрывая, что не поверила ни единому слову, и едко заметила:
— Принц темных говорит о страхе…хм. Вы открываетесь с неожиданной стороны, Акъяр.
На откровенную издевку реакцией была… улыбка. Акъяр смотрел на меня с высоты своего роста, знаний собственной цивилизации, опыта, и… смотрел так, словно я ребенок, который вообще ничего не понимает. А затем губы его скользнули по щеке, к уху, и темный прошептал:
— Я боюсь тебя сломать, Катриона. Вот то единственное, что меня останавливает.
И он вернулся в прежнее положение, и посмотрел мне в глаза.
Что ж, я ответила на его взгляд, но за багровыми глазами темного я видела другие — ледяные кристаллы глаз кесаря, а вот слова, пульсирующие в моем сознании были примерно такими же: «Я не хотел тебя сломать, нежная моя. Это единственная причина моей сдержанности».
И мой разум категорически не понимал, что за гоблинское выражение!
— Сломать — это идиома? — нервно спросила я.
Акъяр, глядя на меня с той же загадочной полуулыбкой, отрицательно покачал головой.
Помолчал несколько мгновений, а затем осторожно, старательно подбирая слова, попытался объяснить: