Очередная ночь бед и волнений, и утомленных надежд канула в никуда? Но так ли? Закон сохранения энергии настаивает на ином. След твоих мыслей и чувств сберегается. Память о тебе хранится среди беспорядочного нагромождения истории вселенной. Свет предоставит о тебе всё. Все сведения, утерянные памятью.
Теперь же, спустя нескольких неосознанных дней, София недоумевала. Она не осилила своего беспамятство. Даже эхо бессознательного не пробивалось из глубокого и сырого колодца утерянных событий.
Она же ела – она не голодна. Чем тогда питалась? У входа в пещеру серели обёртки, огрызки, крошки… Это после неё? Вон в полумраке виднеется прозрачный пузырь. Он на треть пустой. Она утоляла жажду? Когда? Как?
А самое главное, о чем она думала? Какие мысли бродили в полусонном сознании? Справляла ли она нужду? Где и какую?
Что же с ней случилось? Отчего такая забывчивость? Она больна, или просто измотана дорогой и страхом?
Лаз превращал мрак в сумрак. Но половина пещеры всё равно укрывалось в тяжелой и таинственной тьме. Что же там? Существует ли ещё путь из этого камня? Что же прячется в той мгле? Возможно – ничто. Или хищный зверь? Дурочка, как она раньше не допускала такого. Может злое жестокое животное в упор наблюдает за ней. Прямо сейчас, наслаждаясь её испугом.
София попятилась спиной к выходу. И спотыкнулась об оставленный рюкзак. Только теперь она внимательно оглядела свой вещмешок. Он лежал хоть и выпотрошенный, но нещадно тучный. Немилосердно тяжелый.
О! Горе! Всюду, по всему видимому периметру, лежала смятая одежда, предметы обихода и еда. Разбросанное тянулось и туда, в глубину потемок. Как ей собрать всё это?!
Женщина осела по стене. Грубые острые выпуклости ранили сквозь куртку. София застонала горько, сокрушенно, взахлеб. Голова и шея затомились тупой болью. Которая быстро претворилась в острую пульсирующую муть в левом виске. Блеснуло сияние. Мука ретировалась, оставив место опьяняющей радости. София поняла – её крест, её бич, её гений, её окаянный дар воззвал к ней вновь. Её обуяла важда. Она расслабленно опала на рюкзак. И в полуяви отдалась видению.
Ей чудилось, что по её рукам распустились перья. Ноги укоротились и округлились цепкими коготками. Оперенье подхватило её; взметнуло сквозь амбразуру пещеры, сквозь облако мух в самую раскаленную и дрожащую гущу неба. Там, в высоте, она начала пробиваться сквозь волнующуюся духоту воздуха. Казалось, ещё чуть-чуть и сухие волоски воспламеняться. Но верхние пласты ударили по телу прохладой. А перед глазами её…
Часть1
I
Перед взглядом Софии бешено нёсся туман, темные облака и серый густой дым. Но она предвидела цель своего устремления. Она знала – потому тосковала заранее…
Она увидела просторную светлую комнату с большим зашторенным окном. Огромную царскую кровать. И под тонким шёлковым покрывалом покоился он – император половины мира.
– Задрипанная тварь… Когда же ты отстанешь от меня…
Желчь тлела на сердце с самого утра. И постепенно поднялась к сухому рту. Проснувшись, не поднимая век, он переживал злобу «вслепую». И сердито шевелил тонкими губами.
Уже с месяц ему снится одна и та же «мерзость».
Медленно приоткрыв глаза, он продолжал лежать. Марево сна, не отступало. Оно, как низко стелющийся дым, тянулось над угрюмым лицом императора.
Постепенно чад сонливости принялся редеть. Последние картинки разошлись по швам и рассеялись. А над раздраженным взглядом правителя навис громадный желтый Зевс. Облокотившись на лимонный трон, греческий бог левой рукой указывал куда-то в окно залы. Правой же – замахнулся оранжевой молнией. Громадное окно за пуленепробиваемым стеклом устремлялось на Запад. Над просторной ложей господствовал легкий и свежий сумрак. Идея тяжелых бежевых штор, античной простоты и бесшумного воздухообмена – погружать хозяина в безмятежность. Но тревожный и подозрительный характер последнего не смирялся перед остроумным замыслом спальни.
«Почему желтый? Выцвела краска, или это золото обозначает…? Не помню… Дурни… бездари… Потолок нужно перерисовать… Но что поместить взамен?»
Императору вспомнилась Зоя, четырнадцатилетняя наложница. Сладкая сука. Умеет брать…
Мягкий член начал твердеть. Мужчина вздохнул. Охватил его руками. Помял яички. Несколько раз сжал раздутый ствол. И потянул грубую кожу вниз, напрягая уздечку. Головка округлилась, как слизкая шапочка боровика. Властитель вздохнул снова. Но более тяжело и жадно…
Сперма выскочила неожиданно и влипла в легкое одеяло. Теплом обползла правую пясть.
Император остервенел и хрипло прокричал:
– Мне же не тринадцать, чтобы за одну секунду! Мне семьдесят! Семьдесят!
Массивная, инкрустированная черепашьим панцирем, двустворчатая дверь чуть приотворилась. Сквозь щель выглянуло личико симпатичной молодой женщины.
– Можно?
Хозяин всегда почивал голышом. Кто-то еще лет двадцать назад посоветовал на ночь снимать всё. Уду необходима свобода. Незачем ему париться и оставаться перетянутым. Это залог хорошей потенции.
– Да… да… Ирис, заходи…
– О! Зачем же вы сами, я помогла бы…