Сияние Красной Звезды

Все обговорив и повесив трубку, я задумываюсь о найме хорошего юриста-международника. Их готовят в МГИМО, которое закончили Вера с Альдоной. Через «звездочек» можно выйти на какого-нибудь авторитетного завкафедрой, который посоветует уже нужного специалиста. Или лучше выйти сразу на ректора МГУ? Осенью я уже буду учиться на юридическом факультете – там тоже есть хорошие профессионалы. А моя «вкусная» просьба поможет протоптать дорожку к ректору.

Делаю себе пометку в ежедневнике. По примеру Клаймича завел кондуит и записываю все планы и задания. Себе и сотрудникам.

– Виктор! – в дверь заглядывает Полина Матвеевна – Лещенко приехал.

* * *

Сразу после того, как я заканчиваю с Лещенко в студии появляется загнанный Клаймич. На него и правда последнее время много свалилось, но он держится. Мы обсуждаем рабочие вопросы, приходится задействовать «вертушку» и набирать Щелокову. Пинок сверху придает ускорение нашей советской бюрократии, ряд вопросов решаются резко положительно. С поста в кабинет звонят:

– Виктор, к вам товарищи из Свердловского райкома ВЛКСМ – Константинов и Перепелкин. Пропустить?

Я озвучиваю новость директору и мы с Клаймичем переглядываемся. Удивление на моем лице быстро сменяется мстительным оскалом. Я парень не злопамятный, но ради таких хороших людей сделаю исключение.

– Сейчас Григорий Давыдович за ними спустится. Попросите товарищей подождать.

– Есть, подождать!

Я откидываюсь на спинку кресла, прикидывая в голове, как выстроить разговор с этими «деятелями».

– Незваные гости?

– Угу… те, что хуже татар.

– Чего хотят? Пришли мириться?

– Скорее уж грехи замаливать. А знаете что, Григорий Давыдович? Помаринуйте-ка их вежливо минут десять внизу! Скажите, что у меня сейчас важный разговор с министром иностранных дел, и мне немного не до них. Покажите им пока нашу стену Славы, упомяните невзначай, что сам Романов к нам недавно привозил делегацию немецких промышленников, и пафоса, пафоса побольше в свой рассказ напустите! Пусть до них уже дойдет, на кого они рот открыли со своим «персональным делом». А потом ко мне. На воспитательную беседу. И пока я им буду политику партии и правительства объяснять, пару раз мне какие-нибудь бумаги на подпись занесите, ладно?

– Хорошо.

Клаймич понятливо хмыкает и выходит из кабинета. А я не спеша начинаю переодеваться. Одежда вам моя, суки, не понравилась? Сейчас мы это дело исправим…

И когда через четверть часа Клаймич все-таки приводит их в мой кабинет, я вижу, что они уже вполне созрели для завершающего разговора. Из-за стола не поднимаюсь – некогда мне – ограничиваюсь небрежным кивком головы и снова утыкаюсь взглядомдокументы, изображая чрезвычайно занятого человека. Потом поднимаю трубку:

– Полина Матвеевна, не соединяйте меня пока ни с кем. Если только из США позвонят или из Италии.

– Я прослежу, Виктор Станиславович, чтобы никто вас не беспокоил – секретарша «включается» в игру.

– Спасибо.

Вот уж не думал я, что мой прежний опыт чиновничьих игр так быстро мне здесь пригодится. Но сейчас даже Клаймич впечатлен. На месте взъерошенного подростка в растянутой толстовке, за столом сидит молодой аккуратно причесанный чиновник в дорогом импортном костюме, сорочке и галстуке. В окружении многочисленных папок с документами и телефонов, в одном из которых безошибочно узнается правительственная «вертушка». Да и кабинет мой покруче многих будет. Медленно закрываю папку перед собой, поднимаю тяжелый взгляд на комсомольцев.

– Чем обязан …товарищи?

Моим голосом можно замораживать океаны. Довольный Клаймич украдкой показывает мне большой палец и осторожно закрывает за собой дверь. Я умышлено не предлагаю гостям садиться, потому что прекрасно знаю, как быстро стояние на вытяжку лишает человека уверенности. Здесь мой кабинет, а значит и мои правила. Я этих начинающих карьеристов на своем веку повидал столько, что им и не снилось. И те зубастые юноши с акульими повадками из нулевых – не этим чета. Эти сдулись очень быстро. Куда только весь гонор делся… Топчутся у стола, как два нашкодивших школьника.

– Виктор, мы бы хотели уладить возникшее недоразумение.

– Недоразумение?!

Я удивленно вздергиваю бровь. Нормально так!.. Попытку прилюдно выпороть помощника Генсека по культуре назвать недоразумением. Еще бы невинной шуткой свое аутодафе назвали. Держу паузу, и вскоре очкарик Перепелкин не выдерживает – ломается первым. И разговор у нас теперь на «вы».

– Ну, вы же понимаете, что это не мы затеяли разбор вашего персонального дела?

– А кто? Горком комсомола? ЦК ВЛКСМ?

– Нет, конечно! Берите выше. Был звонок…