Сияние любви

Брендан погладил ее по щеке и не ответил. Он чувствовал, что пропасть между ними все расширяется. Он был на ялике, убегающем по волнам все дальше и дальше от земли.

Он сказал ей, что влюблен в нее. Он еще никогда не говорил такого ни одной девушке, и, возможно, это был самый смелый поступок в его жизни. Смелее, чем пересекать ущелье с бурлящей горной рекой на дне по веревочному мосту, смелее, чем прятаться в кустах, сдерживая дыхание, в то время как группа охотников за головами крадется мимо.

И все же она ничего не сказала.

Его глаза закрылись сами собой, а его рука, перебиравшая ее локоны, упала вниз. Так вот каково оно – быть отвергнутым. Как мог поэт описать эту боль?

– Брендан? – Голос Генриетты звучал взволнованно. Брендан открыл глаза и посмотрел на нее так, словно она была далеко-далеко. Ее красота и грациозная утонченность волновали его. Неужели она никогда не будет принадлежать ему?

– Брендан, все в порядке? – Генриетта судорожно сглотнула, ее глаза расширились. – Ты сердишься на меня?

– Что ты хотела мне сказать? – спросил, в свою очередь, Брендан. Голос его прозвучал резче, чем ему бы хотелось.

Генриетта стала закалывать волосы.

– Я? Ничего. Совсем ничего.

Брендан в последний раз взглянул на ее лицо, напряженное от боли и смущения, и вышел из фойе, громко стуча ботинками.

Генриетта смотрела на его удаляющуюся спину. Она почувствовала странный рывок, как будто их связывала невидимая нить и куда бы он ни пошел, уносил с собой ее частичку.

Это было безрассудство. Он просто не понимал самого себя.

Когда он произнес эти слова «Я влюбился в тебя», Генриетта почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Возможно, ей следовало повторить за Бренданом его слова.

Не было ли это, что она чувствовала к нему, любовью?! Она влюбилась. Не в воображаемого Феликса Блэкстона. Теперь это казалось ей ребячеством, чем-то ненастоящим. Она была влюблена в живого, надежного, очень настоящего капитана Кинкейда.

Генриетте хотелось рассмеяться, обнять его, впустить его в свое тело, чтобы отпраздновать это откровение. Но она поняла это слишком поздно. Брендан уже ушел.

Генриетта опустилась на мягкую скамейку и прислонилась к стене. Вскоре странные, слегка шаркающие шаги обратили на себя ее внимание. Генриетта посмотрела надверной проем, ведущий в фойе. К ней приближался неясный силуэт. Когда он прошел под укрепленным на стене подсвечником, Генриетта узнала молодого Хораса Даутрайта-четвертого. В руках он держал белый узелок.

Заметив Генриетту, он вздрогнул:

– Боже, мисс Перселл! Что вы здесь делаете в одиночестве? Знаете, там уже танцуют.

Хорас не стал дожидаться ответа и присел рядом с Генриеттой.

Она с интересом наблюдала за тем, как он развязал узелок, положив его себе на колени. В нем были сладости.

– К вечеру я становлюсь очень прожорливым, – объяснил Хорас, отправляя в рот большой кусок лимонно-творожного пирожного. – Хотите?

Генриетта с улыбкой выбрала малиновый пирожок, посыпанный сахаром, и откусила от него кусочек.

– Мисс Перселл, я уверен, что вам неизвестно все, что происходит, – проговорил Хорас, глядя на другое пирожное. – Я имею в виду поместье моего дяди Уилла и все такое.

– Нет, по правде говоря, не знаю. Что вы имеете в виду? – Генриетта заставила себя откусить еще кусочек булочки, хотя та вдруг стала по вкусу напоминать мел.

– Вы любите моего дядю?

Генриетта замерла на мгновение, затем поморгала глазами и продолжила жевать.

– Люблю его? – переспросила она.

– Я хочу сказать – я надеюсь, что вы его любите, потому что тогда вы могли бы выйти за него замуж и все получилось бы просто замечательно для меня. Если мне придется стать графом Керри, то я просто умру.

Стук туфель на твердой подошве слышался все ближе и ближе. Хорас ахнул и торопливо запихнул сверток с пирожными под скамейку.

– Мама, – прошептал он, смахивая крошки с колен. – Пожалуйста, мисс Перселл, не говорите ей, что я рассказал вам об игре! Обещаете?

– Игре? – переспросила Генриетта. Она почувствовала, как на нее надвигается ужасающая тень.

Пейшенс Даутрайт возникла из темноты.

– Что, Хорри, преследуешь молодых леди? – Она окинула Генриетту недобрым взглядом. – А вы всегда прячетесь в темноте с молодыми людьми, мисс Перселл?

– Обычно нет, – ответила Генриетта спокойным тоном. Пейшенс снова повернулась к сыну.

– У тебя на лице крошки, Хорри! – рявкнула она. – Отдай мне! Что на этот раз? Тебе что, не довольно было трех порций шоколадного крема за ужином?

Генриетта почувствовала жалость к бедняге. Манерами Пейшенс Даутрайт могла сравниться с Монстром.

– Твой отец тебя ждет! – прорычала Пейшенс, обращаясь к своему сыну. Не говоря ни слова, Хорас убежал, оставив за собой след из крошек.

Пейшенс уперла руки в бока и, прищурившись, посмотрела на Генриетту.

– Не найдетесь выпытать у Хорри какую-либо информацию для собственной пользы. Если вы решитесь влезть в эту историю, которой Уильям проклял нас, то убедитесь, что я опасный противник. – Скривив губы, Пейшенс развернулась и удалилась.