– Огромную благодарность мы выражаем и Джонатану Максвеллу, бывшему старателю из Кубер-Педи, который позволил нам показать всем «Австралийскую Олимпиаду». Думаю, вы все согласитесь со мной, что этот опал можно назвать одним из самых поразительных и драгоценных, какие только находили люди. И я надеюсь, что никто из вас не собирается сунуть его в карман, покидая нашу галерею. – Публика засмеялась, а Гарет позвал к себе Джонатана, державшего за руку Марли. – Большое спасибо, Джонатан, – сказал Гарет и потряс ему руку. – Пожалуйста, аплодисменты Джонатану.
Все снова зааплодировали. Представители прессы стали брать интервью. Вскоре Брэдли и Джонатан оказались в плотном кольце журналистов.
– Мне до сих пор не верится, что Брэдли художник, – сказала Эрин отцу.
– Мне тоже. Хотя я, в общем-то, не слишком удивился. Он часто сидел возле матери и смотрел, как она работала. А мать всегда отмечала, что он охотно рисовал, и даже хранила его работы в специальной папке. Правда, я никогда не воспринимал всерьез те попытки. И это была моя большая ошибка.
Марли подошла к Эрин и прижалась к ней. Все это время Эрин было некогда заниматься с малышкой, и теперь, когда стало спокойнее, она увидела, что Марли очень устала. Но ей нравилось в галерее. С ней заговаривали взрослые, ведь она была единственным ребенком на выставке. Да еще ребенок-абориген.
– Для Марли это большое событие, – заметила Эрин Джонатану.
– Да, верно. Ее робость быстро прошла, как только у нее появились увлеченные слушатели. Она рассказывала им истории про Австралию и опаловые поля в Кубер-Педи. Она многих очаровала, – с гордостью сообщил Джонатан.
– Она очень скучает по Австралии, правда? – сочувственно поинтересовалась Эрин.
– Поэтому я повезу ее туда, – сообщил Джонатан.
– Повезете ее в Австралию? – Эрин побледнела.
– Примерно через месяц мы уедем в Австралию. Англия не та страна, где ей нужно расти.
– Но что вы там будете делать, Джонатан? – В ее голове снова появилась масса вопросов.
– Вероятно, я найду себе работу где-нибудь в Алис-Спрингс. Кроме того, мне придется заключить мир с семьей Марли. Ее родные должны понять, что Марли будет охотно бывать у них в гостях, но жить в городе. Я долго думал. Пожалуй, так будет лучше всего.
Эрин хотелось спросить, что думает о жизни в Австралии Лайза, не боится ли Джонатан встречи с Бояном Ратко, но в этот момент Гарет закрыл галерею и подошел к ним с «Австралийской Олимпиадой».
– Не знаю, как вас благодарить за то, что вы предоставили нам эту драгоценность, – сказал он, возвращая опал Джонатану. – Нанятые мной охранники отвезут вас домой.
– Не нужно, – ответил Джонатан. – Ведь сюда мы приехали автобусом.
– Не можете же вы такой дорогой камень везти домой в автобусе, – возразил Гарет.
Джонатан и Эрин посмотрели друг на друга и рассмеялись. Гарет не понял, что тут комичного.
– Никаких возражений. Моя страховая компания не поймет, если вы повезете такую драгоценность в общественном транспорте, – заявил он.
– Хорошо, я согласен, – сказал Джонатан и взял усталую девочку на руки. Конечно, для нее будет лучше, если они быстро приедут домой.
К ним подошли полицейские.
– Пойдемте, мистер Максвелл, – сказал один из них.
Джонатан взглянул на Эрин.
– Я напишу вам и сообщу, как мы устроились, – пообещал он и пожалел, что у них так мало времени на прощание.
– Да, пожалуйста, напишите, – сказала Эрин. Она поцеловала Марли, устало положившую голову на плечо Джонатана. – Дядя Корнелиус наверняка снова поедет в Алис-Спрингс, как только вернется. Навестите его обязательно. И берегите себя и Марли. – Она заглянула Джонатану в глаза. – Еще раз спасибо за то, что вы сегодня для нас сделали.
– Все это мелочи по сравнению с тем, что вы сделали для меня и Марли, – возразил Джонатан. – Мы никогда вас не забудем.
При этих словах Эрин почувствовала комок в горле. Она проводила взглядом Джонатана, когда он шел к двери, держа на руках Марли. На другой стороне улицы он сел на заднее сиденье темного лимузина. Полицейские сели впереди, и машина рванула с места. Неожиданно из глаз Эрин брызнули слезы.
Брэдли обнял сестру за плечи.
– Не плачь. В один прекрасный день ты их увидишь, – утешил он ее.
42
Дни шли своей чередой без особых событий. Эрин отдавала все свои силы галерее, но ее настроение было под стать густому туману, который почти ежедневно окутывал Лондон. Еще никогда в жизни она так не тосковала. Ей было трудно мириться с тем, что она больше никогда не увидит Джонатана и Марли. Мысль об этом была ей невыносима. Еще в ней бурлила ревность, когда она думала о новой жизни, которая начнется в Австралии для Джонатана и Лайзы. Ревность сменяли угрызения совести, ведь она не имела никакого права так думать.
Но она будет скучать не только по своим друзьям. Она уже тосковала по огромному синему небу Австралии, по ее широким просторам. По стрекотанию кукабарры в кронах фикусов, по крикам розового какаду. Но когда она без ужаса стала вспоминать тамошнюю жару и полчища мух, ей стало не по себе – неужели она сошла с ума?