Сияние первой любви

После того сердечного приступа у нее и родилась решимость зайти в парикмахерскую. Видать, засела в подсознании мысль о новом рисунке, как робкая надежда на изменение обстоятельств. И костюмчик этот – робкая надежда, и новые блузка с юбкой.

…В прихожей хлопнула дверь, и Тамара вздрогнула, отвернулась от зеркала, будто устыдились чего.

Кто это пришел? Девочки? Сережа? Интересно, что они скажут, увидев ее?

Вышла в прихожую, остановилась. Сережа снимал ботинки, потом поднял глаза… И растерялся, ее разглядывая. Потом улыбнулся, произнес тихо:

– Красиво, да… Тебе идет, очень идет!

– Тебе правда нравится, Сереж? – произнесла она, смущенно трогая пальцами виски. – Я как-то неожиданно для себя решилась, знаешь… И парикмахерша говорит, что это мое. Что я сразу помолодела…

– Да, она правду говорит. Очень красиво.

– А вот еще костюмчик новый, домашний. Как тебе?

– Красивый костюмчик, да.

– Ой, ты голодный, наверное? – почувствовав, что Сережа с трудом поддерживает разговор, засуетилась Тамара. – Я сейчас…

Они ринулась было на кухню, но муж остановил ее, проговорив в спину решительно и немного испуганно:

– Погоди, Тамара! Погоди. Я не голоден. Нам поговорить надо, Тамарочка…

Она остановилась в дверях кухни, боясь повернуться к нему лицом. Сердце трепыхнулось так тяжело и больно, что пришлось схватиться рукой за косяк. А в голове прозвучал колокол тревоги – вот оно! Вот сейчас он все скажет! Сейчас объявит, что уходит к той, другой. Что пришел вещи собрать…

Закрыла на секунду глаза, собираясь с духом. Где ты, дух, куда отлетел, помоги мне, будь со мной! Дай опору испуганному сердцу, пусть оно достойно все это выдержит! Или пусть не выдержит. Пусть сразу остановится, и все на этом будет кончено. Да, так лучше для всех…

Наверное, испуганный дух ее услышал, вернулся на место. Поддержал. И сердце забилось ровно, пусть и тревожно. Хотя к разговору она была не готова, еще бы пару минут надо…

– Погоди, Сереж! Мне сумку разобрать надо, продукты в холодильник выложить! Там сметана, молоко. Надо обязательно в холодильник… А ты посиди пока, отдохни… Я сейчас, Сережа! Сейчас!

Он послушно прошел в гостиную, Тамара услышала, как завопил там телевизор голосом футбольного комментатора: «…и вот опасный момент, надо бить по воротам! Нападающий делает передачу, мяч в опасной зоне… Ну! Ну же! А-а-а-а… Мяч пролетает в сантиметре от стойки ворот…»

Вот и хорошо, что футбол по телевизору идет, Сережа наверняка отвлечется. А у нее будет время, чтобы отдышаться, чтобы подготовиться… Хотя разве можно к этому подготовиться? Это все равно как подготовиться к тому, что тебя сейчас убьют.

Она успела плеснуть в чашку воды, вытряхнуть в нее из пузырька изрядную порцию валокордину и опрокинуть в себя, прежде чем Сережа зашел на кухню. Значит, не стал смотреть футбол. Значит, не может больше ждать и разговор неизбежен.

Валокордин разливался внутри, ударило в голову, толкнулось в сердце. Сережа молча сидел на стуле, опустив голову и сцепив пальцы в нервный замок. Потом снова проговорил хрипло:

– Нам надо поговорить, Тамарочка…

– Что ж, я тебя слушаю, Сережа. Говори.

Сама удивилась, как спокойно прозвучал ее голос. И Сережа от этого голоса приободрился, поднял на нее глаза. Боже, какие у него глаза – сколько в них муки мученической, страдания неизбывного! Ей даже будто легче стало, как если бы его страдание оттянуло на себя часть ее собственного испуганного страдания.

– Понимаешь, Тамарочка… – начал Сергей. – Так получилось, что я встретил другую женщину. То есть не совсем другую, я ее раньше знал… Она была еще до тебя, мы любили друг друга. А потом я ушел в армию… А потом… Ты сама знаешь, что было потом. Она не знала все эти годы, что я живой. И вот мы встретились… Понимаешь, та наша любовь никуда не делась, она живой оказалась, и мы теперь не знаем, как с нею быть… Понимаешь?

– Да. Я понимаю, Сережа. Ты хочешь уйти к этой женщине, да?

– Нет, Тамарочка, нет! Я тебя тоже люблю, Тамарочка. Я очень благодарен тебе за все, что ты для меня сделала, и я никогда не смогу… Что ты… Я очень люблю тебя, Тамарочка… Правда люблю!

– Но ведь нельзя любить сразу двух женщин, Сережа.

– Можно. Можно любить сразу двух. Только… Как бы это сказать… Формат у каждой любви разный, что ли. Хотя тебя, наверное, обидит такое определение…

– Обидит? Хм… Да если бы я умела на тебя обижаться… И вообще, я ничего пока не понимаю – чего ты хочешь? Если не хочешь уходить к той, другой, я бы предпочла, чтобы этого разговора вообще не было. Я бы терпеливо переждала, когда… Когда у тебя все с ней закончится.

– Я тебе сейчас все объясню, Тамарочка. Вернее, я хочу предложить тебе компромисс, если это вообще можно назвать компромиссом, конечно. Но другое слово подобрать трудно.

– И что это за компромисс?

– Тамарочка, все дело в том, что… – заметался Сергей. – Господи, не знаю, как это сказать!

– Говори как есть, Сережа. Я пойму. По крайней мере, постараюсь понять. Говори.

– Дело в том, что я хочу тебе предложить… Отпусти меня… Отпусти меня ненадолго, Тамарочка! Всего лишь на год – отпусти! Я уеду в Синегорск на год, и…