Сияние потухших звезд

И потому в сети мгновенно размножились тысячи групп сочувствующих пострадавшим в теракте и тысячи порицающих террориста. Возмущенные, или даже скорее взбешенные комментаторы требовали изловить негодяя, схватить и четвертовать вымышленного человека, совершившего вымышленный теракт. Миллионы сообщений под новостями о преступлении появились буквально в первую минуту – и потоки ненависти направились в сторону человека, который по прихоти судьбы существовал в реальности. Презирали фантазию, но волны презрения этого захлестывали того, кто сидел сейчас у окна крошечного планетолета. Чужие, коммерчески ориентированные небылицы захватили в плен целые народы, и те, будучи реальны сами, подчинялись нереальности и жили в ней, и ненавидели в ней, а после их гибели кто сможет сказать были ли они сами реальны или лишь плодом чьего-то воображения?

– Пишут, какой-то педик, которого бросил его дружок, – послышался негромкий голос сзади. – Будто бы подложил ему бомбу в звездолет.

– А я только что читал, что это фанатик из Тамалияны, – ответил другой. – Будто бы он в аэропорту что-то кричал и потом нажал кнопку.

Цин выключил миниэхо и вжался в кресло. А ведь и он сам когда-то занимался тем, что создавал фальшивую реальностью. Создавал иллюзии, подделку.

Курившая женщина через проход теперь что-то лениво рассматривала в своем миниэхо, сигарета в ее правой руке все еще дымилась – некоторые люди совсем не вынимают их изо рта. Над левой ее рукой было открыто сразу два экрана, на одном из которых Цин заметил изображение Сигмунда. А над пустым креслом перед женщиной слегка подрагивал свет лампы, как будто что-то мешало ему или не давало достаточно электричества. Цину еще показалось, что в том месте салон чуть затемнен. Возможно, из-за мерцающего света…

Сосед Цина провел руками по животу, с громким кряхтением встал и отправился в хвост планетолета, наверное, в туалет. Когда позади скрипнула дверь Цин вдруг заметил, что затемнение на пустом кресле всколыхнулось, как невидимое пламя, на которое подул воздух. Оно стало расширяться и двигаться, вылетело в проход и заняло освободившееся возле Цина место. Цин почувствовал, что волосы его поднимаются дыбом, а по всему телу пошла неконтролируемая дрожь, какая бывает от холода. Но в салоне грели кондиционеры и было, скорее, даже жарко. Цин с трудом повернул внезапно потяжелевшую на сто тонн голову и посмотрел на соседнее кресло, которое очень сложно сейчас было назвать пустующим. Что-то «сидело» в этом кресле. Либо кто-то. А по телу Цина бегали мурашки – все быстрее и быстрее. Он различил в тишине салона какой-то неясный треск, множество щелчков на самой границе слышимого. Он был уверен – протяни руку и во что-то да попадешь, несмотря на то, что ничего там, кажется, и нет.

И тут темная тень двинулась прямо на него. Цин отпрянул, попытался вжаться в иллюминатор, попытался вскрикнуть – но звук застрял глубоко в горле. Цин только прокряхтел что-то и почувствовал резкую, мгновенную боль в сердце. Что-то сжимало его, что-то давило на все сосуды тела одновременно. Он потерял возможность дышать. Руки и ноги задергались, лицо побледнело, глаза полезли из орбит. Страшная боль во всем теле вызывала желание бежать прочь – но Цин совершенно утратил контроль над своим телом. Боль, только боль и больше ничего. Мир перед глазами темнел, уходил, умирал.

7

Он ничего не видел, не слышал и уже ничего не чувствовал, но изо всех последних стал старался бить себя рукой в грудь, в сердце. Ладонью, кулаком. Некогда было думать зачем и некогда было думать – что делать. Он даже не знал может ли управлять своей рукой, движется ли она, достает ли до груди. Не было вообще никаких ощущений.

Но вот внезапно что-то изменилось и он ощутил толчок, сначала едва заметный, затем все сильнее и сильнее – тук, тук, тук. Это был его коряво собранный кулак, которым он колотил куда-то в центр груди, в солнечное сплетение. Схлынула кровь, закололо во всем теле и мрак стал расходиться, расступаться перед тусклым светом. Он вновь увидел перед собой спинку кресла впереди, свою ладонь с судорожно скривленными пальцами, руку, согнутую неудобно, напряженную. Боль уходила, мир возвращался. Цин чуть склонил голову и краем глаза заметил сидящего рядом с собой толстого мужчину. Тот нахмурился и сосредоточенно, пусть и несколько неловко, смотрел на Цина. Он вернулся. И тень… Сквозь уходящую пелену Цин увидел колышущийся воздух на сиденье через проход. Тень вернулась на свое место.

Цин откинулся на спинку и попытался расслабиться, но тело истерически трясло. Сосед отвернулся, так ничего и не сказав, и уставился куда-то вдоль прохода. Цин повернулся к иллюминатору и еще минут десять легкими толчками пытался делать себе массаж сердца, хотя, в общем-то, не только сердце приняло участие в недавнем бунте организма.