Сияние. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1986–1997

— Я считаю, что Иуда в рай попал. То есть, я считаю, что… Это идея не моя, я никакой там не оригинал. Я считаю (как, допустим, у Борхеса была идея), что то, что сделал Иуда… это человек, который дошёл до состояния… не то что «нуля», а до состояния «настоящего», когда человек воспринимает то, что вокруг него происходит. Это мой личный опыт такой, то, что я лицезрею среди своих знакомых и себя самого: человек в нормальном состоянии ничего не понимает. Человек может чё-то понять только тогда, когда у него на глазах либо что-нибудь случится страшное, либо у него котёнку голову отрубят — то, что постоянно происходит на каждом шагу. Постоянно происходит ужас, по-настоящему. Нужно иметь либо какое-то глобальное сострадание, чтобы это видеть, либо нужно, чтобы человек оказался в условиях экстремальных: чтобы его либо убивали, либо менты руки-ноги поломали, либо на его глазах мать изнасиловали и так далее. А Иуда — это человек, который оказался именно в этом состоянии, когда на его глазах, как в рассказе Леонида Андреева… Человек сделал как бы некую акцию, человек предал Христа из каких-то там побуждений. На его глазах его распяли, и человек покончил с собой. Почему он покончил с собой? То есть человек, который кончает с собой, — это значит, человек теряет… жертвует всем, что у человека есть, переходит через инстинкт самосохранения. Очень трудно с собой покончить, поверьте мне. У меня очень много знакомых, которые это пытаются. Это не каждому дано по большому счёту. Это очень тяжело. Для этого человеку нужно сделать очень большую работу какую-то, духовную по-настоящему. А во-вторых, он должен иметь некую цель, или некую истину, которую он не может найти здесь, которая не от мира сего. То есть это человек, который должен быть в раю, просто-напросто. Он иначе не может быть в раю, то есть не может быть такого, что Иуда не попал в рай через пять минут после смерти Христа, после того как он повесился, просто-напросто. Вот про это, в общем-то, моя песня такая.