Сияние (СИ)

Внезапно Регулус одной ладонью скользнул вниз и упёрся в землю за спиной Гермионы, а второй – перехватил её за талию и медленно уложил на мягкую траву, не разрывая поцелуй, который стал жёстче. Теперь они оба тяжело дышали, задыхались от ощущения такой близости, что кружилась голова. Они кусали губы друг друга, всё сильнее вжимались друг в друга ртами и целовались как в последний раз. А может, так оно и было? Гермиона чувствовала возбуждение Регулуса, чувствовала, как он вжимается напряжённой плотью ей в бедро, и от этого только сильнее заводилась, двигалась навстречу, желая ещё ближе ощутить его. Ощутить его полностью.

– Ты же понимаешь, что если мы сейчас продолжим, то я не смогу остановиться? – резко разорвав поцелуй и наклонившись так близко, что они соприкоснулись лбами, хрипло спросил Регулус.

– Не говори – испортишь, – повторила Гермиона фразу, которую услышала от него, когда пришла на сияние в первый раз, и Регулус впервые за много дней улыбнулся ей, вновь став настолько красивым, что Гермиона нетерпеливо притянула его к себе.

Она судорожно глотала ртом воздух, чувствуя, как Регулус спускается поцелуями к шее, нежно прикусывает кожу, а затем, поддев подол лёгкого платья, тянет его вверх, при этом плавно скользя по бёдрам к талии и опаляя и без того разгорячённую кожу ладонями. Гермиона привстала, помогая стянуть с себя ставшую бесполезной одежду, а затем принялась расстёгивать рубашку Регулуса, не решаясь поднять взгляд. К щекам прилила кровь, когда она стянула её с него и прикоснулась рукой к крепкой груди, ощущая кончиками пальца биение сердца.

– Ты такой… – начала она, а потом не спеша провела рукой по обнажённой коже вниз, замерев у пояса брюк.

– Не говори – испортишь, – с рыком перехватил он её запястье и вновь повалил Гермиону на землю, накрывая ртом ставший невероятно чувствительным сосок.

Гермиона охнула и выгнулась в спине, чувствуя, как восхитительно Регулус ласкает её грудь, как уверенно его рука скользит по внутренней стороне бедра всё выше, а потом и вовсе касается её там, где ей сейчас было просто жизненно необходимо его ощутить. Судорожно глотая ртом воздух, пытаясь не думать о том, что Регулус стаскивает с неё бельё, Гермиона трясущимися руками потянулась к его паху, расстегнула ширинку, но вмиг забыла обо всем, когда почувствовала, как его указательный и средний пальцы скользнули внутрь, а большой – накрыл клитор. И Гермиона уже не могла разобрать, стонет ли это она или слышит чьи-то другие стоны, потому ей казалось, она сходит с ума. Просто теряет рассудок из-за его пальцев, которые так правильно, именно так, как нужно, двигались в ней, что оствалось только это пульсирующее, всё разрастающееся возбуждение, которое ещё немного, совсем немного и…

Но она не хотела этого без него. Медленно открыв глаза, Гермиона обхватила Регулуса за запястье и мягко потянула вверх. Видимо, её взгляд говорил лучше любых слов, потому что Регулус, на миг замерев, всё же не спеша вытащил из неё пальцы, но лишь для того, чтобы, наконец, войти в неё.

Гермиона громко застонала, когда он сделал это. Плавно, осторожно, продвигаясь всё дальше, так восхитительно заполняя, что казалось, вот она – самая правильная вещь на свете. Гермиона запрокинула голову и сама вскинула бёдра так, что с губ Регулуса сорвался полустон-полувздох.

– Лучше не надо, – сквозь зубы прорычал он, обхватив её лицо ладонями и вновь склонившись к ней так, что их лбы соприкоснулись, а в следующую секунду подался назад и снова вошёл до упора. И когда он начал размеренно двигаться, растягивая, давая привыкнуть к себе, Гермиона уже не различала, где кончается сияние и начинаются они сами. Она смотрела на звёздное, теперь ставшее аквамариновым небо, видела, как облака набухают, разрастаются, как и это тягучее, плавящее кожу чувство внизу живота, заставляющее её стонать сильнее, сжимать, царапать спину Регулуса, который от этого только заводился всё сильнее и начинал двигаться жёстче. Этого было достаточно, чтобы в какой-то момент Гермиона, увидев, что небо словно падает на них, тоже упала, упала в сияние. И когда её тело мелко потряхивало от разрядившегося возбуждения, от ощущения, как внутри разливается тепло Регулуса, последовавшего за ней, а голова кружилась так, что всё вокруг напоминало мелькающее, движущееся цветное марево, она сама словно стала сиянием.

Они оба стали сиянием.

День шестьдесят восьмой