Нет, безусловно есть тяжёлые случаи, когда ни одна терапия не в силах помочь, но случай Киры не был тяжёлым. Он был непонятным при всей своей очевидности.
Поступив к ним ещё на детское отделение после жесточайшей драмы, свидетелем которой она стала, что не могло не сказаться на юной и незрелой ещё психике, девочка так и осталась с ними на многие годы.
Хотя в самом начале её пути они все были глубоко убеждены, что смогут помочь ей справиться со стрессом, но стресс имел последствия. В периоды кажущейся ремиссии её отправляли в интернат, но она всегда возвращалась. Любое исследование её мозга на протяжении этих лет давало один и тот же результат. Мозг целостен, здоров и функционален. Нет поражений. Нет изменений. Нет хоть каких нибудь отличий от мозга здорового человека. Никаких.
Но галлюцинации не отступали, и приступы агрессии, всегда сопровождавшиеся кашеобразным бормотанием, за которым ни словечка не разобрать, сколько не пытались, заканчивались так же внезапно, как и начинались. Некоторое время после них Кира была подавлена, и много плакала, смотрела на врачей с глубоким разочарованием, как если бы пыталась докричаться, но не смогла, и становилась обычным ребёнком. До следующего припадка.
И вроде бы всё ясно, но организм не откликался ни на один препарат, ни на одну терапию никогда. Нейролептики, которые принимала девочка, должны были избавить её от галлюцинаций, но этого не происходило. При всей очевидности диагноза лечение не смогли найти.
До появления нового средства, которое неожиданно нашло отклик. За год ни одного приступа. Алексей Викторович настолько воодушевился, что начал потихоньку социализировать девушку, выбил для неё комнату в общежитии, помог с курсами дизайна, работой, и выпустил наконец птичку из клетки. И вот она вернулась.
Как же горько ему было обнаружить её снова в стенах своей лечебницы. Отдав необходимые распоряжения о проведении полного обследования, профессор вернулся к текущим задачам, ожидая, когда проснётся его пациентка.
Погибший парень оказался круглым сиротой и студентом лесотехнической академии, судя по пропуску проживал в общежитии при ней же. Туда и направлялся Буран, в надежде найти однокурсников, кто смог бы его опознать.
Предъявив удостоверение на входе и сильно хромая он в сопровождении дежурного пошёл по коридорам. Студенческая жизнь здесь била ключом. Где–то звенел весёлый смех, откуда–то доносилась музыка, мимо пробегали парни и девушки, спешащие по своим делам. Только для Игоря Петрова эта жизнь закончилась. Он, вероятно, строил планы, мечтал или просто наслаждался молодостью и никуда не спешил, но кто–то оборвал эти мечты.
Постучав в указанную дежурным дверь капитан вошёл, спугнув при этом обнимавшуюся парочку. Ребята засмущались, но взглянув на удостоверение вмиг посерьёзнели. Услышав новость девушка заплакала, а паренёк сел на кровать в полной растерянности. Он не знал, как вести себя услышав подобное. Что говорить, куда бежать?
Павел его понимал. Реальность, порой, самым насильственным образом вторгается в жизни, круша всё на своём пути и выбивая почву из под ног. Задавая конкретные вопросы капитан помог пареньку собраться и взять себя в руки. Как учился? С кем общался? Что мог делать в парке? Подрабатывал ли? Как проводил свободное время? Ссорился ли с кем–то?
Записав все ответы и договорившись об опознании на завтра Буран покинул общежитие, оставив после себя растревоженный плохой новостью студенческий мир. Приносить плохие новости Паша не любил, никто из них не любил, это была самая поганая часть работы, которую необходимо выполнять, но к которой невозможно привыкнуть. А и привыкать не хотелось. Позвонила Анна, есть сведения от егеря. Пора возвращаться.
По пути в свой кабинет капитан заглянул в морг к Петровичу, может он хоть что–то ему даст, но застыл в дверях. Его старый друг суетился между телами и своими колбами, и каким–то неведомым оборудованием, в котором Павел ничего не смыслил, с выражением безудержного вдохновения на лице. Знал он это выражение. Петрович поймал волну. Что–то унюхал и идёт по следу. Нельзя его сейчас отвлекать. Нельзя сбить со следа. Сколько раз на этой самой волне он фактически раскрывал дела, добывая информацию, без которой преступника было бы не только не взять за горло, но даже и не обнаружить.
Мариночка затаилась в дальнем углу морга на табуретке. Сидела, поджав ноги и кажется не дышала. Завидев капитана, она тихонько поднесла палец к губам и жестами показала молчать и уходить. Она тоже была знакома с этим вдохновлённым состоянием своего наставника. Паша тихонько отступил назад и вышел. «Как хорошо, что Петрович вернулся. Как же прекрасно.»
Анна ёрзала на стуле, ожидая капитана. Она прекрасно знала, что всерьёз её здесь никто не воспринимал, только лишь вежливо терпели, всё–таки племянница начальника управления. За спиной, конечно, болтали, ну и ладно. Без дела она здесь не сидела, и многие её исследования и наработки за последний год ожидали своего звёздного часа, а пока ей очень хотелось быть полезной в текущей работе.