Сияние снегов (сборник)

Не горюй, не радуйся –
дни пересолили:
тридцать с лишним градусов
в Иерусалиме.

Видимо, пристало мне

при таком варьянте
дуть с друзьями старыми
бренди на веранде.

Лица близких вижу я,

голосам их внемлю,
постигая рыжую
каменную землю –

ублажаю душеньку.

Дай же Бог всем людям
так любить друг друженьку,
как мы ныне любим.

Чую болью сердца я:

розня и равняя,
муза Царскосельская –
всем нам мать родная.

Все мы были ранее

русские, а ныне
ты живешь в Израиле,
я – на Украине.

Смысл сего, как марево,

никому не ведом –
ничего нормального
я не вижу в этом.

Натянула вожжи – и

гнет, не отпуская,
воля нас – не Божия,
да и не людская.

1992

«Что-то стал рифмачам Божий лад нехорош…»

Ефиму Бершину

Что-то стал рифмачам Божий лад нехорош,
что не чую в них больше его я,
и достались в удел им гордыня и ложь
и своя, а не Божия воля.

Наших дней никакой не предвидел фантаст.

Как ни долог мучительный выдох,
мир от атомных бомб не погиб, так Бог даст,
не погибнет от слов самовитых.

Можно верстами на уши вешать лапшу,

строить храмы на выпитом кофе,
но стихи-то, – я знаю, я сам их пишу, –
возникают, как вздох на Голгофе.

Конструировать бреды компьютерных муз,

поступившись свободой и светом,
соблазняйся кто хочет, а я отмахнусь,
ибо дар мой еще не изведан.

Не умеющий делать из мухи слона,

как же суть свою в жизни сыщу-то,
где не царственен стыд, и печаль не славна,
и не прибыльны тайна и чудо?

Сочинитель, конечно, не вор и не тать –

грех иной, да и слава не та, мол, –
но возможно ль до старости бисер метать
и с ума не сойти от метафор?

1992

Вместо рецензии