Я груз небытия вкусил своим горбом:смертельна соль воды, смертельна горечь хлеба,но к жизни возвращен обыденным добром –деревьями земли и облаками неба.Я стер с молчащих губ отчаянья печать,под нежной синевой забыл свои мученья.Когда не слышно слов, всему дано звучать,все связано со всем и все полно значенья.И маску простоты с реальности сорвав,росой тяжелых зорь умыв лицо и руки,как у священных книг, у желтоглазых травиграючи учусь безграмотной науке.Из кроткой доброты и мудрого стыдакую свою броню, трудом зову забавыи тихо говорю: «Оставьте навсегдаотчаянье и страх, входящие сюда вы».На благодарный пир полмира позову,навстречу счастью засвечу ресницы, –и ничего мне больше не приснится:и ад, и рай – все было наяву.1968
«Цветы лежали на снегу…»
Цветы лежали на снегу,твое лицо тускнело рядом, –и лишь дыханием и взглядомя простонать про то смогу.Был воздух зимний и лесной,как дар за годы зла и мрака,была могила Пастернакаи профиль с каменной слезой.О счастье, что ни с кем другимне шел ни разу без тебя я,на строчки бережно ступая,по тем заснежьям дорогим.Как после неуместен былобед в полупарадном стиле,когда еще мы не остылиот пастернаковской судьбы…Звучи, поэзия, звучи,как Маяковский на Таганке!О три сосны – как три цыганки,как три языческих свечи…Когда нам станет тяжело,ты приходи сюда погреться,где человеческое сердцеи под землей не зажило.Чужую пыль с надгробья смой,приникни ртом к опальной ране,где я под вещими ветрамишумлю четвертою сосной.1969