Сияние снегов (сборник)

Трепещу перед чудом Господним,
потому что в бездушной ночи
никого я не спас и не поднял,
по-пустому слова расточил.

Ты ж таинственней черного неба,

золотей Мандельштамовых тайн.
Не меня б тебе знать, и не мне бы
за тобою ходить по пятам.

На земле не пророк и не воин,

истомленный твоей красотой, –
как мне горько, что я не достоин,
как мне стыдно моей прожитой!

Разве мне твой соблазн и духовность,

колокольной телесности свет?
В том, что я этой радостью полнюсь,
ничего справедливого нет.

Я ничтожней последнего смерда,

но храню твоей нежности звон,
что, быть может, одна и бессмертна
на погосте отпетых времен.

Мне и сладостно, мне и постыдно.

Ты – как дождь от лица до подошв.
Я тебя никогда не постигну,
но погибну, едва ты уйдешь.

Так прости мне, что заживо стыну,

что свой крест не умею нести,
и за стыд мой, за гнутую спину
и за малый талант мой – прости.

Пусть вся жизнь моя в ранах и в оспах,

будь что будет, лишь ты не оставь,
ты – мой свет, ты – мой розовый воздух,
смех воды, поднесенной к устам.

Ты в одеждах и то как нагая,

а когда все покровы сняты,
сердце падает, изнемогая,
от звериной твоей красоты.

1968

«Куда мне бежать от бурлацких замашек?..»

Куда мне бежать от бурлацких замашек?
Звенят небеса высоко.
На свете совсем не осталось ромашек
и синих, как сон, васильков.

Отдай мою землю с дождем и рябиной,

верни мне березы в снегу.
Я в желтые рощи ушел бы с любимой,
да много пройти не смогу.

Лишь воздух полуночи мой собеседник.

Сосняк не во сне ли возник?
Там серый песок, там чабрец и бессмертник,
там дикие звезды гвоздик.

Бросается в берег русалочья брага.

Там солнышком воздух согрет.
И сердце не вспомнит ни худа, ни блага,
ни школьных, ни лагерных лет.

И Вечность вовек не взойдет семицветьем

в загробной безрадостной мгле.
И я не рожден в девятьсот двадцать третьем,
а вечно живу на земле.

Я выменял память о дате и годе

на звон в поднебесной листве.
Не дяди и тети, а Данте и Гёте
со мной в непробудном родстве.

1969

Из сонетов любимой