Сияние снегов (сборник)

Ежевечерне я в своей молитве
вверяю Богу душу и не знаю,
проснусь с утра или ее на лифте
опустят в ад или поднимут к раю.

Последнее совсем невероятно:

я весь из фраз и верю больше фразам,
чем бытию, мои грехи и пятна
видны и невооруженным глазом.

Я все приму, на солнышке оттаяв,

нет ни одной обиды незабытой;
но Судный час, о чем смолчал Бердяев,
встречать с виной страшнее, чем с обидой.

Как больно стать навеки виноватым,

неискупимо и невозмещенно,
перед сестрою или перед братом, –
к ним не дойдет и стон из бездны черной.

И все ж клянусь, что вся отвага Данта

в часы тоски, прильнувшей к изголовью,
не так надежна и не благодатна,
как свет вины, усиленный любовью.

Все вглубь и ввысь! А не дойду до цели –

на то и жизнь, на то и воля Божья.
Мне это все открылось в Коктебеле
под шорох волн у черного подножья.

1984

Коктебельская ода

Никогда я Богу не молился
так легко, так полно, как теперь…
Добрый день, Аленушка-Алиса,
прилетай за чудом в Коктебель.

Видишь? – я, от радости заплакав,

запрокинул голову – и вот
Киммерия, алая от маков,
в бесконечность синюю плывет.

Вся плывет в непобедимом свете,

в негасимом полдне, – и на ней,
как не знают ангелы и дети,
я не помню горестей и дней.

Дал Господь согнать с души отечность,

в час любви подняться над судьбой
и не спутать ласковую Вечность
со свирепой вольностью степной…

Как мелась волошинская грива!

Как он мной по-новому любим
меж холмов заветного залива,
что недаром назван Голубым.

Все мы здесь – кто мучились, кто пели

за глоток воды и хлеба шмат.
Боже мой, как тихо в Коктебеле, –
только волны нежные шумят.

Всем дитя и никому не прадед,

с малой травкой весело слиян,
здесь по-детски властвует и правит
царь блаженных Максимилиан.

Образ Божий, творческий и добрый,

в серой блузе, с рыжей бородой,
каждый день он с посохом и торбой
карадагской шествует грядой…

Ах, как дышит море в час вечерний,

и душа лишь вечным дорожит, –
государству, времени и черни
ничего в ней не принадлежит.

И не славен я, и не усерден,

не упорствую, и не мечусь,
и, что я воистину бессмертен,
знаю всеми органами чувств.

Это точно, это несомненно,

это просто выношено в срок,
как выносит водоросли пена
на шипучий в терниях песок.

До святого головокруженья

нас порой доводят эти сны, –
Боже мой Любви и Воскрешенья,
Боже Света, Боже Тишины!

Как Тебя люблю я в Коктебеле,

как легко дышать моей любви, –
Боже мой, таимый с колыбели,
на земле покинутый людьми!

Но земля кончается у моря,

и на ней, ликуя и любя,
глуби вод и выси неба вторя,
бесконечно верую в Тебя.

1984

Воспоминание