Сияние снегов

1

Скажите, вы любите холод,

трескучий, крещенский и крепкий,
здоровья осанку и хохот,
как наши румяные предки,
полозья порхающих санок
и губы, раскрытые с негой?..

Скажите, вы любите запах

лохматого русского снега,
тончайшую роспись пейзажа,
застывших стихов закорюки,
с работы по льду пробежаться,
похукивая на руки,
а вечером – ежась и нежась –
небес голубое свеченье?..

Скажите, вы любите свежесть

дымящейся стужи вечерней,
когда в ожиданье тепла мы,
зевая, у печки скучаем,
и строим чудесные планы,
и греемся водкой и чаем?..
А утром – солнце и иней,
бодрящая душу погода?..

Скажите, вы любите имя

любимого времени года,
растущие снежные кучи,
морозца хрустящую поступь,
сверкающий, свежий и жгучий
отчизны отчетливый воздух?

2

Ворон ветки клюнул, каркнув,

зори землю обожгли,
и влюбленные из парков
охладелые ушли.

Горстку праздничной теплыни

под пальто проносим мы.
Город – в дымном нафталине,
в хрупком кружеве зимы.

Еле веки открывая,

на окошечки дыша,
в очарованных трамваях
будто спит его душа…

Но вглядись то там, то здесь ты:

нет, косматая, шалишь!
Дышат светлые подъезды
теплотой людских жилищ.

И, струясь румяным соком

новых вёсен, лучших лет,
льется золото из окон,
пахнет солнцем свежий хлеб.

Люди трудятся и любят,

лица светятся от дум.
С доброй речью в холод лютый
речка плещется во льду.

Так и я – в снега, в морозы, –

хоть и втиснуты в броню,
под броней прозрачной прозы
праздник лирики храню.

Не позднее 1962

«Сколько б ни бродилось, ни трепалось…»

Сколько б ни бродилось, ни трепалось, –
а поди, ведь бродится давно, –
от тебя, гремящая реальность,
никуда уйти мне не дано.

Что гадать: моя ли, не моя ли?

Без тебя я немощен и нищ.
Ты ж трепещешь мокрыми морями
и лесными чащами шумишь.

И опять берешь меня всего ты,

в синеве речной прополоскав,
и зовешь на звонкие заводы,
и звенишь – колдуешь в колосках.

Твой я воин, жаден и вынослив.

Ты – моя осмысленная страсть.
Запахи запихиваю в ноздри,
краски все хочу твои украсть.

Среди бед и радостей внезапных,

на пирах и даже у могил
не ютился я в воздушных замках
и о вечной жизни не молил.

Жить хочу, трудясь и зубоскаля,

роясь в росах, инеем пыля.
Длись подольше, смена заводская,
свет вечерний, добрые поля.

Ну а старость плечи мне отдавит,

гнета весен сердцем не снесу, –
не пишите, черти, эпитафий,
положите желудем в лесу.

Не впаду ни в панику, ни в ересь.

Соль твоя горит в моей крови.
В плоть мою, как бешеные, въелись
ароматы терпкие твои.

Ну так падай грозами под окна,

кровь морозь дыханием «марусь», –
все равно, покуда не подохну,
до конца, хоть ты мне и не догма,
я тебе – малюсенький – молюсь.

Не позднее 1965