Сияние во тьме

Вот что он им скажет! Представьте, что все в городе мертвы – швейцары, дамочки, выгуливающие собак, велокурьеры.

Каким приятным он окажется гостем.

По пути в студию на Среднем Манхэттене они проезжают сотню кофеен. На одном углу мужчина ел какой-то сэндвич, и Роман о Холокосте едва сдержался, чтобы не выскочить из машины, не выхватить у него еду и не запихать себе в рот жирными пальцами.

– Мы можем остановиться и купить еды? – спрашивает он, но времени уже не остается.

– Там будет блюдо с чем-нибудь в комнате отдыха, – заверяет она его, и так и оказывается: поднос с ненарезанными рогаликами и пакетиками сливочного сыра. Кофе, на вкус напоминающий лак. Кто-то из шоу берет его за руку и отводит в гримерную, где он садится в кресло перед зеркалом. Женщина, которая им занимается, ничего не говорит; она занята беседой с другой женщиной о своем рабочем расписании, о том, как ей хочется с кем-нибудь поменяться. Роман о Холокосте сидит в накидке, защищающей его костюм, смотрит на напудренную, нарумяненную старую шлюху в зеркале. Все это было так давно, думает он, но это не то, о чем они хотят услышать. И честно говоря, это неправда, совсем неправда.

Они спросят его об исследовании, о разваливающихся архивах и копиях пленок, которые он разбирал, о тысячах фотографий в Британском музее, и все это – сменяя изображения, будто в слайд-шоу с закадровым голосом. В Романе о Холокосте Франц Игнац пытается выяснить, что случилось со всеми людьми в его доме. С помощью Давида и капо[26] он находит их следы и вскоре, обменявшись услугами и расплатившись с нужными людьми, они воссоединяются – переселяются в одни бараки и снова создают общину. Они делают вид, будто до сих пор живут в Гданьске. Лагерь и все происходящее позволяют им в это поверить, в своего рода массовую галлюцинацию, которая помогает сохранить их семью нетронутой.

Конечно, последними, кого находит Франц Игнац, оказываются его родные мать и отец, голодающие и обреченные трудиться в рабочей команде. Как только они перестанут приносить пользу, их убьют, поэтому Францу Игнацу нужно придумать, как протащить им еду.

Был ли у Романа о Холокосте вообще шанс помочь родителям? Предпочел бы он умереть с ними? Это старые вопросы, на которые, возможно, должна была ответить книга. Но она, конечно, ответить не могла. Это же всего лишь книга.

– Вы готовы, – говорит женщина, снимая с него накидку, и его ведут обратно в комнату отдыха, где какой-то спортсмен и его сопровождающая заняли место Романа о Холокосте на диване.

– Две минуты, – говорит мужчина с наушниками сопровождающей, и она спрашивает разрешения, прежде чем поправить ему галстук и отряхнуть плечи пиджака.

– Выглядите превосходно, – говорит она, будто это какая-то понятная им обоим шутка.

Мужчина с наушниками проводит их по коридору, осторожно впускает в яркую студию, тихонько прикрывает за ними дверь. Площадка оказывается меньше, чем ожидал Роман о Холокосте, и она приподнята, как платформа на параде. Под лампами сидит другая гостья – блондинка, выше его ростом, одетая таким образом, чтобы показать сильные руки и внушительную грудь, – кинозвезда. Он жалеет, что не знает, кто это.

В реальной жизни Роман о Холокосте никогда не искал своих родителей. И не находил никого из своей деревни. Они были мертвы, все так считали, и, хотя несколько месяцев он не верил в это, ему пришлось принять эту истину. Ни удивительных побегов, ни легких чудес здесь быть не могло. Ничего смешного, ничего вдохновляющего, никаких метафор с тайными операциями. Он не прятал драгоценностей, чтобы что-то за них выторговать, и не делился едой с больными детьми, а когда они оказались на свободе, не желал ничего из этого вспоминать.

Он и сейчас не желает, но на данный момент выбора у него нет. Они готовы к нему. Блондинка закончила, и мужчина с наушником ведет его к креслу, где она сидела, все еще теплому после нее. Звуковик протягивает провод ему под рубашку, тот холодит кожу, а ведущая благодарит его за то, что пришел на шоу. На ней столько косметики, что ее лицо буквально разделено на зоны по оттенкам – оживший Мондриан[27].

– Для меня такая честь с вами познакомиться. Ваша книга действительно изумительна, совершенно душераздирающая.

Он благодарит ее, кивая с видом профессора, пока звуковик возится с лацканом его пиджака.

– Можем проверить уровень? – произносит похожий на глас бога голос с потолка.

– Скажите что-нибудь, – приказывает звуковик.

– Привет, – произносит Роман о Холокосте. – Меня слышно?

– Хорошо, – отвечает потолок.

– Тридцать секунд, – говорит мужчина с наушником.

Сопровождающая Романа о Холокосте стоит за сценой у двери, со своим экземпляром книги, и показывает ему большой палец.

– Сначала я представлю вас и книгу, а потом задам несколько вопросов, – говорит ведущая. – Не беспокойтесь, все пролетит быстро, даже не заметите.

Он снова думает о Лондоне, о своем компьютере, который ждет на столе, о пустой кухне, накапливающейся почте. Как там, наверное, тихо, как спокойно. Почему это кажется ему идеальным, лучшим времяпрепровождением?