Сияние «жеможаха»

В один прекрасный день следователь сказал Грише, что дело его передают в другой отдел – в связи с появлением новых сведений и деталей, нуждающихся в проверке; самого же Гришу отправляют в тюремную больницу – в связи с загниванием руки. Рука и вправду распухла, онемела, почернела, надо было её подлечить.

Гриша подумал, что раз его отправляют в больницу, значит, кто-то за него заступился и есть надежда оправдаться и выжить. Осмелев, он спросил у начальника охраны, кого к нему подсаживали по ночам, – что за китаец был и восточные люди? Начальник вытаращил глаза, позеленел, замахал руками, и Гришу увели. Оставшись один, он хлебнул из фляжки, закусил солёным огурцом, который у него хранился в кобуре: Гришу держали в расстрельной камере, зимой там дожидались казни два зэка: китаец Миша – за кражу – и перс Исмаил – за убийство охранника. У Гриши были сомнения в реальности его сокамерников, но их рассеивало появление варежки, набитой вкусным изюмом. Изюм он съел, варежку забрал с собой на память. После месяца тюремной жизни Гриша плохо соображал и находился в сумеречном состоянии.

12

Броня получила письмо от матери: Вареньку досрочно освободили, теперь она жила в Инте с бывшим заключённым Ван Ли, Ваней, из санитарного отдела. Ваня был лагерным врачом, фельдшерил там, куда пошлют, ездил с проверками по зонам. Также он был личным врачом полковника Раскорякина, с которым его свела судьба на Дальнем Востоке в лагпункте на острове Пахтусова. Массажем и прижиганиями Ваня вылечил полковника от цирроза печени, расстройства памяти как следствия контузии, а также импотенции, во всяком случае, сам Раскорякин так считал. Когда голову полковника схватывала боль – примерно как ржавые обручи дубовую бочку, – а в глазах носились жирные слепни, китаец принимался тереть её в правильных местах. Слепни разлетались, раскалённое солнце садилось, Раскорякин потихоньку засыпал, ему снились родное Зуботычино, дедушка – герой Луцкого прорыва, мама с тазиком варенья. Полковник очень ценил своего китайского доктора, совершенно не мог без него обходиться. Когда Раскорякина командировали на Север – контролировать работу по организации особых лагерей, – он взял с собой Ван Ли. В Печорлаге китаец со своей экзотической медициной имел высокий спрос у партийного руководства, можно сказать, вошёл в моду. Раскорякин охотно одалживал Ваню сотрудникам и начальникам. Ваня всех успешно лечил – массировал и прижигал специальные точки на теле. Ходили слухи, что китаец знает точку, нажав на которую можно запросто убить человека. Русские лагерные врачи говорили между собой, что Ваня шарлатан и обманщик, но в целом хорошо к нему относились за его услужливость и доброе сердце.

Полковник Раскорякин не сомневался в сверхсиле своего доктора. Он знал, каким образом маленький Ван Ли победил Виолончелиста. Уголовник-рецидивист Виолончелист назывался так потому, что жертв своих душил струной. Виолончелист не был маньяком – он убивал за деньги и вещи. Виолончелист хотел, чтобы доктор признал его больным, а Ваня написал «Здоров»: в этом лагпункте он мог освобождать от работы не более восьми человек зараз, действительно больными – с температурой, кирпичной мочой и красным калом – в тот день оказались больше сорока. Ваня не нашёл у Виолончелиста признаков сифилиса, не нашёл туберкулёза лёгких: «Здолов, совелшенно здолов». Через несколько дней симулянт подкараулил «китайскую суку» в нужнике и стал душить. Ловко извернувшись, Ваня надавил ему большим и указательным на череп в короне и ленту с «Memento mori». Виолончелист рухнул как подкошенный и перестал дышать, это видели охранник Кановеров, по демократизму своему зашедший отлить в арестантский нужник, и стоявшие на шухере Флейтист с Барабанщиком.

После этого случая полковник Раскорякин позволял себе ходить по зоне без вооружённой охраны, в сопровождении одного Ван Ли с фельдшерским чемоданчиком: с таким телохранителем он чувствовал себя в полной безопасности.

Поговаривали, что китайский доктор не только классно лечит своих пациентов, но и наоборот – делает больными тех, кому очень нужно заболеть. Ваня помогал самым измученным зэкам: ставил доходяге градусник, брал чёрные ладони в свои ручки, замирал, и тут же ртуть начинала ползти вверх: 37, 38, 39! Человек получал освобождение от работы и, если очень везло, направлялся в больницу.

Ван Ли родился в маленькой деревне недалеко от «крыши мира». Его детство прошло в глиняном домике среди скал и облаков. Весной цвёл рододендрон, отец приносил подбитую птицу, больше всего из еды мальчик любил гусиную шейку – с хрустом разгрызал позвонки и высасывал жилки. По дороге, пролегающей через деревню, шли в Тибет самые разные люди: бродячие шаманы, монахи, русские, немцы, англичане. Странники часто ночевали в доме родителей Ван Ли. Русские показали мальчику радиопередатчик, монахи объясняли, как правильно читать мантры и защищаться от демонов, шаманы учили укреплять здоровье и силой мысли устраивать снежные обвалы и землетрясения, немцы тоже показывали рацию и кричали «хайгитлер».