Сиятельный

А вот Бастиан Моран с выводами спешить не стал. Полагаю, ему было прекрасно известно, что малефики умирают точно так же, как обычные люди. Они не достают пуль из простреленной груди и не смеются при этом вам в лицо.

— Что влекло ее к этим людям? — спросил старший инспектор Моран и попытался взять дирижерскую палочку с края стола, но та застыла в воске. — Что их всех объединяло, констебль? Как думаете?

— Все они были талантливыми, — предположил я, помолчал и добавил: — А еще сиятельными…

Бастиан Моран посмотрел на меня и его губы изогнулись в непонятной ухмылке.

— Сиятельными! — язвительно произнес он. — Что ж, чего-то в этом роде и стоило ожидать. Проклятие крови падших — бич нашего времени!

— Простите, Бастиан, что вы сказали? — изумился Морис Ле Брен.

Я был ошарашен ничуть не меньше главы сыскной полиции; подобное высказывание вполне тянуло на государственную измену; вдвойне удивительно было слышать его из уст того, кому полагалось искоренять крамолу по долгу службы.

Старший инспектор нашего удивления, казалось, не заметил.

— Кровь падших чужда людям, — наставительно заявил он. — Она будто кислота, залитая в механизм часов. Сколько сиятельных умерло от аггельской чумы? Сколько превратилось в калек и лишилось способности к деторождению? У ее императорского величества из всей родни одна только внучка!

— Меньше наследников, меньше грызни за трон, — возразил Ле Брен, промокая платочком вспотевшую шею.

— Это так, — согласился Бастиан Моран, — но кровь не вода. У ее императорского высочества больное сердце, а врачи за последние годы хоть и достигли серьезных успехов в трансплантологии, но для пересадки органов требуется подходящий донор. Не просто сиятельный, а близкий родственник. Иначе происходит отторжение тканей.

— Отторжение? Вы говорите о трансплантологии?! — опешил глава сыскной полиции. — Это немыслимо! Отдать наследницу престола под нож этим живодерам, подумать только! Как можно вырезать из человека живое сердце? Как можно даже помыслить об этом?!

— Наука не стоит на месте, — пожал плечами Бастиан Моран и подлил масла в огонь. — И тело человеческое не подарок небес, а всего лишь инструмент.

Ле Брен вытер платком покрасневшие щеки и с выражением произнес:

— Вот уж не думал, Бастиан, что вы механист до мозга костей!

Старший инспектор заметил неосторожную улыбку, скользнувшую по моим губам, и немедленно потребовал объяснений:

— Констебль, что вас так развеселило? Вам неизвестно значение слова «механист»?

— Известно, старший инспектор, — почтительно ответил я. — Только вы, скорее, провокатор, нежели механист.

Начальник сыскной полиции не удержался от возмущенного фырканья, а вот Моран предъявлять мне претензий не стал и лишь похлопал коллегу по плечу.

— Извини, Морис, не зря говорят, что привычка — вторая натура. Увлекся. Не принимай на свой счет.

— И в мыслях не было, — ответил Ле Брен и направился к лестнице. — Бастиан, я надеюсь, мы здесь уже закончили? — обернулся он на полпути.

— Это все, констебль? — уточнил старший инспектор.

— Мне больше нечего вам сказать, — ответил я и двинулся вслед за главой сыскной полиции.

— Что ж, пусть будет так.

Мы поднялись из подвала, и уже там я напомнил:

— Исаак Левинсон рассчитывает получить материалы по налету на банк.

— Подъем броневика грабителей назначен на четыре часа, — оповестил меня Ле Брен и нехотя пообещал: — Я распоряжусь, чтобы к этому времени для вас подготовили копии протоколов.

— Будьте так любезны, — кивнул я и повернулся к Бастиану Морану.

— Вы свободны, констебль, — отпустил меня тот.

Покинув дом, мы вышли за ограду особняка, и полутьму раннего утра немедленно разорвала ослепительная магниевая вспышка. Пока все пытались избавиться от мельтешивших в глазах серебристых отблесков, газетчик сгреб в охапку штатив громоздкого фотоаппарата и перешел на новое место. Ассистент насыпал на полку очередную порцию горючего порошка и поспешил вслед за ним.

— Вы и в самом деле очень предусмотрительны, детектив-констебль Орсо, — высоко оценил Бастиан Моран мою идею оповестить о случившемся не только полицейское руководство, но и редакцию «Атлантического телеграфа». Он закурил и многозначительно добавил: — Но, к вашей беде, еще и непомерно тщеславны…

Я пропустил это замечание мимо ушей.

Быть может, я действительно самую капельку тщеславен, да только кто из нас без греха?

2

Вот каким я не был, так это наивным. Рассчитывать на поездку в самоходной коляске больше не приходилось, поэтому, откланявшись, я с обреченным вздохом захромал по переулку в поисках свободного извозчика. Но тщетно; увы, улицы были пусты.