Сикарио

Для меня, который из себя ничего не представляет, такая не значительная величина и в любом месте чувствующий себя «не в своей тарелке», это могло оказаться большим подспорьем в жизни, поскольку показало бы, что в этом мире все-таки можно стать богатым и успешным, как этот субъект, без того, чтобы замараться в торговле наркотиками.

По-английски он говорил свободно, кастельяно его был без того тяжелого мексиканского акцента, он даже пару раз обратился к официанту на языке, который, как я полагаю, был французским.

Для всех он был человеком культурным, эрудированным и симпатичным.

И я ему завидовал! Еще как завидовал! Вы меня уже знаете, я не скрываю своих чувств.

Я завидовал его стилю, и зависть точила меня, когда я смотрел на его женщину, по сравнению с которой моя «дорогая» шлюшка выглядела как настоящая шлюха и вовсе не такая дорогая.

Похоже, что некоторые черты моего характера вы так никогда и не поймете. К примеру, настоящее восхищение, испытываемое теми, кто живет там, внизу, по отношению к тем, сверху.

Прекрасно осознаю, что никогда не стану таким, как Карлос Алехандро Криадо Навас, пусть я и исхитрюсь родиться заново и проживу тысячу лет.

Но мне нравится, что такие люди существуют, по крайней мере, они создают некую иллюзию, что когда-нибудь и я смогу стать похожим на них.

Не все уроды ненавидят людей красивых.

Не все плебеи ненавидят людей выдающихся.

Не все ординарные люди ненавидят гениев.

Если бы было наоборот, то ненависти в этом мире стало бы еще больше, значительно больше, потому что несравненно больше всяких уродов, плебеев, людей обыкновенных, чем красивых, выдающихся и гениев.

Восхищение незаметно превращается в ненависть, когда разница между людьми становится все меньше и меньше.

Я искренне восхищаюсь Аль Пачино, но более чем уверен, что какой-нибудь актер, играющий почти также хорошо, как Пачино, вовсе не восхищается им, а страшно завидует и ненавидит всей душой.

Если бы вы познакомились с этими Криадо Навас, то может быть, вам, как и многим другим, он показался человеком заносчивым, педантом и в высшей степени невеждой, слегка покрытым по поверхности блестящим лаком, под которым нет ничего, кроме жестокости, амбиций и жадности, но для меня, смотрящего на него наивными глазами, подобная персона была олицетворением всей роскоши и всего желаемого.

Как вы уже обратили внимание, я опять пытаюсь разграничить и отделить свой мир от вашего и свой образ жизни от вашего образа, с одной лишь только целью, чтобы в дальнейшем стали более понятны мои истинные мотивы, заставившие действовать именно так, а не иначе.

Похоже на то, как если бы мы рассматривали одну и туже вещь, но с разных позиций.

Предмет оставался бы все тем же, но наши взгляды и наши оценки менялись.

Преступление есть всегда преступление, но совершенно ясно, что жертва и убийца видят все совершенно по-разному.

Чтобы там ни было, но тот тип пришелся мне по душе, совершенно очаровал меня, да и не только меня, но и мою проститутку, что стоила порядка семисот долларов. По её виду и тем взглядам, которые она бросала в его сторону, можно было догадаться, что она согласилась бы «дать» ему бесплатно, и я её понимаю.

Как мне показалось, он также заметил, как смотрит на него моя плутовка, но виду не подал, то ли из деликатности, а может быть из уважения ко мне – к человеку не знакомому, то ли от страха пред сногсшибательной брюнеткой с зелеными глазами, сидящей рядом и что все время поглаживала его руку.

Клянусь, минут, наверное, пятнадцать я думал, что то дело закрыто окончательно и безвозвратно, и самое лучшее, что я мог бы сделать – это забыть обо всем и оставить того симпатичного типа в покое.

Но тут он начал смеяться.

И смех его оказался таким заразительным.

Смех неожиданный, взрывной, полный жизни, так что посетители, сидящие за соседними столиками, поневоле начали улыбаться, хотя и не знали причин того веселья.

Это был смех Марии Луны.

Да, именно так смеялась Мария Луна, друг мой. Тот же самый смех, сделавший меня счастливым человеком, но на такое короткое время.

Я представил, как мы сидим в маленьком ресторанчике в Картахене, и все взгляды окружающих людей устремлены на наш столик, а рядом со мной сидит красивая мулатка и дарит всем свой смех, во всем его великом разнообразии.

И тут меня словно что-то кольнуло изнутри. Я почувствовал себя так, будто у меня отняли что-то самое важное, самое мне дорогое.

Я вдруг подумал, что именно Карлос Алехандро Криадо Навас украл смех у Марии Луны Санчез.

Сомневаюсь, что вы поймете это.

Сомневаюсь, что согласитесь с таким объяснением, будто то, как он смеялся и то, что сделал это именно в тот самый момент, привело впоследствии Карлоса Алехандро Криадо Навас к его ужасному концу.

Но клянусь, так оно и было.

Какая-то невинная шутка сгубила его.

Его хохот открыл в моей душе еще не зажившую рану, и я спросил себя: «а какого хрена тот тип имеет право так смеяться, когда он, как никто другой, повинен в том, что Мария Луна перестала также смеяться?».