Сикстинский заговор

– Ведь я знал, – сказал Касконе, – а ты еще сомневался, что эта глупая надпись опасна. Любое исследование губительно для курии. Вспомни о Джанпаоло!

Канизиус скривился, будто даже звучание этого имени причиняло ему боль.

– Если бы Джанпаоло, – продолжил кардинал-государственный секретарь, – не стал рыться в документах, жил бы и по сей день. А если бы реформа была проведена, о последствиях страшно даже думать. Джанпаоло вверг бы Церковь в кризис веры. Нет, невозможно представить!

Канизиус согласно кивнул. Он сомкнул руки за спиной и прохаживался перед Касконе, облюбовавшим место в обтянутом пурпуром кресле в стиле барокко.

– Уже сама тема собора была бы унизительна для курии, – сказал он. – Собор на тему фундаментальной веры! Невероятно! Это счастье, что он не успел официально заявить о своих планах.

– Да, невероятная удача! – согласился Касконе и, склонив голову, перекрестился.

Внезапно Канизиус замер:

– Консилиум по делу Сикстинской надписи должен быть прекращен как можно скорее. Ситуация во многом схожа с той, что сложилась во время правления Джанпаоло. Всюду все что-то вынюхивают. Еллинек мне не нравится, а Августин и того меньше.

– Если бы я мог предугадать, что повлечет за собой обнаружение этой надписи, я приказал бы ее уничтожить.

– Нельзя было восстанавливать в должности Августина!

Касконе повысил голос:

– Я отправил его в отставку, узнав, что он собирает материал о папах, правивших короткое время. И о Джанпаоло. Но Пио Сегони совершил суицид, и мне пришлось вернуть его. Если бы я этого не сделал, это вызвало бы подозрения. В сложившейся ситуации я вижу лишь один выход: ты должен распустить консилиум ex officio. Консилиум справился со своей задачей. Микеланджело досадил Церкви, написав на своде Сикстинской капеллы имя еретика Абулафии. Этого объяснения будет достаточно. Не повредит ни Церкви, ни курии.

Благовещение

– Вы меня звали, аббат?

– Да, – ответил аббат Одило, впуская брата в свою секретную библиотеку и торопливо запирая дверь за спиной Августина. – Я хочу еще раз поговорить с тобой.

– По поводу того, что хранится в подвале?

– Именно. – Аббат Одило предложил Августину стул. – Теперь, когда тебе известно все, ты должен позаботиться о том, чтобы никто ничего не обнаружил. Меня все больше беспокоит расследование смерти отца Пио. Я опасаюсь, что может быть раскрыта и наша тайна. Ты, вероятно, уже заметил, что у нас в монастыре гость!

– Немец из бенедиктинского монастыря? Почему же вы приветили его?

– Наш христианский долг – принимать братьев, пока есть место в монастыре. Я же не знал, что он будет проводить столь странные исследования. Он заявил, что ищет папки с документами по Микеланджело. Святая Дева Мария, я сказал ему, что здесь, в ораторианском монастыре, нет материалов по Микеланджело, даже если раньше кое-что и было. Но у меня такое чувство, что брат Бенно не верит мне, так же как и я ему. Ты располагаешь достаточными сведениями, чтобы понять, действительно ли он ведет научное исследование или ищет здесь что-то другое?

Августин согласно кивнул.

На следующий день за ужином архивариус занял место подле гостя. Как они и договорились накануне аббат оставил их наедине.

Августин спросил, не может ли быть полезным гостю в его работе.

Брат Бенно поблагодарил за предложение и пояснил что, как он уже говорил аббату, ищет документы по Микеланджело, которые здесь некогда держал в руках. Неужели эти материалы были отправлены в Ватикан?

– Я об этом ничего не знаю, – Августин отрицательно покачал головой. – Скажите, брат, а что было в этих материалах? Чему посвящена ваша работа?

Брат Бенно вздохнул:

– Вы должны знать, брат во Христе, тогда я еще не носил рясу, был молодым ученым, занимающимся историей искусств. Из-за тяжелой болезни, которую в те годы не могли излечить, я вынужден был носить очки с толстыми стеклами и избежал военной службы. Стипендия, выплачиваемая Германией, позволила мне учиться и работать здесь во время войны. Я изучал творчество Микеланджело, самого загадочного из всех гениев, а стало быть, и Сикстинские фрески. Поверьте, я проводил в капелле много часов, подолгу стоял, закинув голову, и у меня, как у Микеланджело при создании этих фресок, начались судороги. В то время в библиотеке ораторианского монастыря хранились письма Микеланджело – материалы огромной важности, которые проливали свет на загадки его творчества и мировоззрения.

– Перед смертью он сжег все свои письма и наброски. Это широко известно в исторических кругах, брат.