Сикстинский заговор

– Это то же послание, – продолжил брат Бенно, у в котором далее он пишет: «А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли… Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут».[141] Я часто спрашивал себя: может, исследователям, которые занимаются фресками Микеланджело, стоило обратиться не к Ветхому, а к Новому Завету?

– Вы имеете в виду сопоставление Адама в Ветхом Завете и Иисуса в Новом?

– Я был историком искусств, им и остаюсь – не так легко забыть выученное за десятки лет. Я занимался фресками Сикстинской капеллы. Долго не понимал, почему флорентиец поместил в начало росписи опьянение Ноя и потоп, затем – апокалипсический грех, за пять дней разрушил созданный мир и окончил ужасным Страшным судом, во время которого разгневанный Господь низвергает людей в воды Стикса. В данной ситуации как не согласиться с Ноем, произнесшим: «Какая мне польза, если мертвые не воскресают? Станем есть и пить, ибо завтра умрем!»[142]

– Это и есть загадка Сикстинской капеллы? В том, что Микеланджело, творец фресок, отрицает воскресение Христа и воскресение тела? – Еллинек снова встал. У него началось головокружение. Не потому, что он понимал: предложенный вариант толкования целиком соответствует общей картине, разъясняя многое из того что до сих пор оставалось туманным. Становилось очевидным, почему флорентиец так боится смерти. Ведь если не воскрес Иисус, первый из умерших, то и у людей почивших после него, не было никакой надежды. Таким образом, не только основы Церкви были поколеблены, но все ее здание медленно погружалось в зыбучий песок.

– Ересь! – Кардинал Йозеф Еллинек, префект Конгрегации доктрины веры, стукнул кулаком по столу: – Церковь пережила уже множество лжеучений, манихейство например. Сейчас об этом никто и не помнит!

– Авраам Абулафия, – возразил брат Бенно тихим голосом, – не просто говорит о том, что он верит или не верит, будто Иисус воскрес на третий день. В «Книге молчания» есть тому доказательство.

– В чем же оно заключается?

– Я не дочитал до этого места в книге, – признался брат Бенно. – Я был отослан, когда находился на середине моих исследований. Солдаты СС, которым я еще накануне читал лекции, отказали мне в посещении библиотеки.

– Я никогда раньше не слышал о «Книге молчания», – ответил Еллинек.

– Но Микеланджело наверняка были известны и «Книга знака», и «Книга молчания». Знал он и о необычной биографии Авраама Абулафии. В этом письме, – брат Бенно достал из кармана лист бумаги, – Микеланджело говорит об Абулафии, здесь же и ключ к разгадке фресок.

– Выкладывайте скорее, брат! Что это за письмо…

– Во время работы я взял прочитать его, но мне лось вернуть письмо на место, ведь я был отослан из монастыря. Все эти годы я берег его.

– Дайте же его мне!

– То что вы держите в руках, – лишь копия. Оригинал я передал папе Джанпаоло, терзаемый муками сети. как видите, я старый человек и не хотел взять с собой в могилу эту тайну. Джанпаоло любезно принял меня, и я поведал ему свою тайну. Папа был поражен. Я оставил у него письмо и вернулся домой. Миссия была выполнена.

– Но ведь об этом письме ничего не известно курии!

– Я не знаю, оказало ли какое-то влияние письмо Микеланджело. Но на Джанпаоло оно явно произвело впечатление, так как только он мог послать человека на Авентинский холм. Аббат Одило сообщил, что некто из Ватикана много лет назад спрашивал о документах Микеланджело. Аббат точно не припомнит, когда это было. На мои настойчивые расспросы он ответил, что это случилось уже после конклава, на котором был избран Джанпаоло, то есть примерно тогда же, когда я навестил Папу – Джанпаоло умер, и я не знаю, было ли расследование приостановлено или продолжено. Заметка в газете стала причиной, по которой я снова приехал сюда.

– Да, – произнес Еллинек, – это хорошо, что вы здесь. – Кардинал углубился в чтение письма.