По-видимому, природной средой и исходной точкой того, что можно было бы в самом широком смысле понимать как «оппозиция» , является в посттоталитарной системе «жизнь в правде». Конфронтация этой «оппозиционной силы» с данной властью имеет, конечно, принципиально иную форму, нежели в открытом обществе или при «классической» диктатуре: такая конфронтация происходит не в плоскости фактической, официально закрепленной и четко определенной власти, в распоряжении которой имеются те или иные прямые рычаги управления, а в совершенно иной плоскости — на уровне человеческого сознания и совести, на уровне экзистенциальном. Радиус действия этой специфической силы определяется не числом сторонников, избирателей или солдат, ибо ее место в «пятой колонне» общественного сознания, среди скрытых интенций жизни, в подавленном стремлении человека к обретению собственного достоинства и к реализации элементарных прав, его истинных социальных и политических интересов. Речь, следовательно, идет о «власти», опирающейся не на силу той или иной ограниченной социальной или политической группы, а прежде всего на мощный потенциал, скрытый
Однако скрытые процессы, которые она там вызывает, могут — и трудно наперед прогнозировать, когда, где, как и в каком масштабе — вылиться во что-то ощутимое: в реальное политическое действие или событие, в общественное движение, во внезапный взрыв гражданского недовольства, в острый конфликт внутри сохраняющей видимость монолитности государственной структуры или просто в стремительную перемену общественного и духовного климата. А поскольку все реальные проблемы и кризисные явления скрыты под толстым слоем лжи, то вообще непонятно, когда же упадет эта пресловутая последняя капля, переполняющая чашу, и что явится этой каплей: поэтому-то государственная власть в целях профилактики практически почти мгновенно подавляет любую, даже самую робкую попытку «жизни в правде».
Почему из своего Отечества был изгнан Солженицын? Разумеется, от него избавились не как от носителя фактической силы, которая была бы чревата для какого-то представителя режима опасностью, что Солженицын может занять его место. Его изгнание было чем-то иным: отчаянной попыткой заглушить этот мощный источник правды, правды, о которой никто не мог заранее предположить, какие изменения в сознании общества она может вызвать и к каким политическим потрясениям могут в свою очередь эти изменения привести. Посттоталитарная система действовала проверенным способом, охраняя целостность мира «иллюзий», чтобы тем самым спасти себя.
Покров «жизни во лжи» сделан из удивительного материала: до тех пор, пока он наглухо покрывает все общество, кажется, что он из камня; однако достаточно в одном месте пробить в нем брешь, достаточно единственному человеку воскликнуть: «Король — голый!» и единственному игроку нарушить правила игры, тем самым изобличив ее как игру, — и все внезапно предстанет в ином свете, а весь покров, словно бумажный, мгновенно начнет рваться и расползаться.
Говоря о «жизни в правде», я, естественно, подразумеваю под этим не только прямую защиту правды, например, какой-то протест или письмо, подписанное группой интеллектуалов. Ее проявлением может стать любая деятельность, с помощью которой человек или группа людей восстанут против манипулирования собой: от письма интеллектуалов до рабочей забастовки, от концерта рок-музыки до студенческой демонстрации, от отказа участвовать в избирательной комедии и открытого выступления на каком-то официальном съезде до, скажем, голодовки. Поскольку посттоталитарная система подавляет интенции жизни