Сила бессильных

2) если для «классических» диктатур закономерна неустойчивость — многие из них остаются лишь эпизодами в истории, случайными результатами случайных социальных процессов или же исканий индивидуума и человеческих масс, — то о нашей системе вообще ничего подобного сказать нельзя; и хотя от общественных движений, в идейных и социальных недрах которых эта система первоначально складывалась, она уже давно всем своим развитием отчуждена, подлинность этих движений (я имею в виду рабочие и социалистические движения XIX столетия) является ее прочным историческим обоснованием. Это достаточно твердая почва, на которую система могла опираться, прежде чем в результате своего развития постепенно воплотилась в некую совершенно новую социальную и политическую реальность, которая как таковая уже прочно вросла в структуру мира и современную эпоху. К этому историческому обоснованию относилось и глубокое понимание социальных противоречий того периода, из которых эти движения первоначально вырастали; при этом несущественно, что уже в самом зародыше этого «глубокого понимания» генетически вызревала предрасположенность к тому чудовищному отчуждению, которое принесло дальнейшее развитие; впрочем, и эта предрасположенность органически вырастала из климата эпохи, таким образом, имея что-то вроде своего «обоснования»;

3) следствием этого первоначального «глубокого понимания» является еще одна особенность, которая отличает нашу систему от других современных диктатур: она располагает несравненно более уступчивой, логически завершенной, общепонятной и в основе очень гибкой идеологией, которая при своей комплексности и закрытости приобретает характер некоей секуляризованной религии:она предлагает человеку готовый ответ на любой вопрос, требует не частичного, а полного принятия, глубоко проникая при этом в человеческое существование. В эпоху кризиса метафизических и экзистенциальных ценностей, в эпоху человеческого вырождения, отчуждения и утраты смысла бытия эта идеология обязана обладать особой гипнотической притягательностью: неприкаянному человеку она предлагает легкодоступное «убежище»; достаточно принять эту идеологию — и все опять становится ясным, жизнь наполняется смыслом, отступают неясные вопросы, беспокойство и одиночество. Однако за это дешевое «убежище» человеку приходится дорого платить:отречением от собственного разума, совести и ответственности; неизбежным следствием принятия этой идеологии является делегирование разума и совести вышестоящим, а тем самым отождествление центра власти с центром правды (в нашем случае это абсолютное копирование византийского цезарепапизма, в котором высшая светская инстанция является одновременно и высшей инстанцией духовной). Следует признать, что, вопреки всему этому, упомянутая идеология — по крайней мере на территории нашего блока — уже не оказывает на человека слишком большого влияния (пожалуй, кроме России, где все еще практически преобладает холопское сознание с его слепым, неискоренимым чинопочитанием и бездумным одобрением всего, что изрекает начальство, в сочетании с великодержавным патриотизмом, при котором интересы империи традиционно берут верх над интересами человека). Но это уже и не важно, поскольку ту роль, которую идеология играет в нашей системе (о ней еще пойдет разговор), именно эта идеология — и именно в силу своей специфики — выполняет необычайно успешно;

4) традиционному проявлению диктатуры непременно присущ, если говорить о самой технике власти, элемент определенной импровизации; механизмы власти в большинстве своем не являются чрезмерно фиксированными; здесь достаточно места для спонтанного и нерегулируемого произвола; здесь еще имеются социально-нравственные и материальные условия для некоторых форм сопротивления правительству; короче говоря, здесь еще много «поверхностных швов», которые могут разойтись быстрее, чем вся господствующая система успеет стабилизироваться. Шестидесятилетний путь развития нашей системы в СССР и почти три десятилетия ее развития в восточноевропейских странах (с опорой преимущественно на некоторые давно сложившиеся структурные модели русского самодержавия) создали, напротив, что касается «физического» аспекта власти, настолько совершенные и отработанные механизмы прямого и косвенного манипулирования обществом, что они предстают как «физическая» основа власти уже в совершенно новом качестве. В то же время их действенность — не забываем об этом — значительно усиливается государственной собственностью и административно-командным управлением всеми средствами производства, что дает господствующей структуре неограниченные возможности бесконтрольных инвестиций в саму себя (например, в бюрократический аппарат и полицию) и облегчает ей — как единственному работодателю — манипулирование существованием всех граждан;