Сила безмолвия

Когда оба полицейских бросились к нам, дуя что есть мочи в свои свистки, привлеченные стуком дверей машины, дон Хуан очень проворно побежал им навстречу. Он внимательно выслушал их и заверил, что им не о чем беспокоиться. Он объяснил, что они, по-видимому, встретили его отца, слабого старого индейца, который страдал умственной недостаточностью. Пока он рассказывал им все это, дон Хуан то открывал, то закрывал двери машины, как бы проверяя замки. Он перенес пакеты из багажника на заднее сиденье. Его подвижность и юношеская сила были полной противоположностью вялым движениям старика, который был здесь несколько минут назад. Я знал, что он все это делает для того полицейского, который видел его раньше. На его месте я бы и секунды не сомневался, что передо мной стоит сын того умалишенного старика-индейца.

Дон Хуан назвал им ресторан, где они могут узнать про его отца, а потом без слов и всякого стыда сунул им взятку.

Я даже не потрудился что-либо объяснить полицейскому. Что-то вынуждало меня чувствовать себя твердым, холодным, деловым и безмолвным.

Мы молча влезли в машину. Полицейский не спрашивал меня ни о чем. Казалось, он слишком устал, чтобы заниматься опросом. Мы двинулись вперед.

— Что за ерунду ты вытворял здесь, дон Хуан? — спросил я, и холодность моего тона удивила меня.

— Это был первый урок по безжалостности, — ответил он.

Дон Хуан заявил, что по пути в Гуаямос он предупредил меня о предстоящем уроке по безжалостности. Я признался, что не обратил на это внимания, так как считал, что мы просто беседуем друг с другом, скрашивая монотонность езды.

— Я никогда просто так не беседую, — строго сказал он. — Ты должен знать, что было потом. После полудня я создал ситуацию, необходимую для того, чтобы сдвинуть твою точку сборки в позицию, где исчезает жалость. Эта позиция известна как место отсутствия жалости.

— Проблема, которую решают маги, — продолжал он, — состоит в том, что место отсутствия жалости может быть достигнуто только с минимальной помощью. Нагваль создает сцену, но точку сборки должен сдвинуть сам ученик.

— Сегодня ты сделал это. Я помог тебе, возможно, несколько драматично, сдвинув свою точку сборки в особую позицию, которая превратила меня в немощного и непредсказуемого старика. Я не просто действовал как старый и немощный человек. Я был им.

Озорной огонек в его глазах подсказал мне, что он наслаждается этим моментом.

— Совершенно необязательно было поступать именно так, — продолжал он. — Я мог бы заставить тебя сдвинуть точку сборки и без такой жесткой тактики, но видишь, не удержался. Поскольку эта ситуация никогда не повторится вновь, мне хотелось узнать, смогу ли я действовать так, как действовал мой бенефактор. Поверь мне, я удивлялся себе не меньше, чем ты.

Я почувствовал себя до невероятности легко. Я без труда принял все, что он сказал мне. И не было вопросов, я понял все и не нуждался в его объяснениях.

Потом он сказал то, что я уже знал, но не мог выразить в словах, потому что не мог найти подходящего выражения, чтобы описать это. Он сказал, что все, выполняемое магами, есть движения точки сборки, а такие движения управляются количеством энергии, которое маги вкладывают в свои команды.

Я упомянул дону Хуану, что знал все это, и даже больше того. А он ответил, что внутри каждый человек является гигантским, темным озером безмолвного знания, которое каждый из нас интуитивно чувствует. Он сказал мне, что я могу интуитивно чувствовать его немного яснее, чем обычный человек, благодаря своей вовлеченности на путь воина. Потом он добавил, что маги — единственные существа на земле, которые преднамеренно выходят за интуитивный уровень, обучаясь двум трансцендентальным вещам: во-первых, постигая существование точки сборки и, во-вторых, заставляя точку сборки двигаться.

Он подчеркивал снова и снова, что наиболее сложным знанием, которым обладали маги, был наш потенциал чувствующих существ и знание того, что содержание восприятия зависит от положения точки сборки.

В этот момент я начал переживать уникальное затруднение в концентрации на том, о чем он говорил, не потому, что был чем-то отвлечен или утомлен, но потому, что мой ум сам по себе начал играть в игру предвосхищения его слов, словно какая-то неизвестная часть меня безуспешно пыталась найти слова, которые были бы адекватны мыслям. И пока дон Хуан говорил, я чувствовал, что могу предсказать, как он выразит мои собственные безмолвные мысли. Я вздрогнул, осознав, что его выбор слов в любом случае был лучше, чем мой. Но предвосхищение его фраз уменьшало мою концентрацию.