– За последний месяц я умер три раза. Первый – на окраине Смоленска от рук бандитов, второй – возле болота от магии, третий – в лесной избушке. К счастью, мне везло с воскрешением.
– Опять обманываешь? – спросила она, затаив дыхание.
– Я никогда тебя не обманывал, клянусь спасением собственной души! – воскликнул Еремеев. – Неужели трудно привыкнуть к тому, что я не вру?!
– Мы не так часто встречаемся, Данила, чтобы я успела к чему-то привыкнуть. – В голосе Зарины неожиданно послышались совершенно иные нотки. Она придвинулась ближе к молодому человеку, чтобы его голова удобно уместилась на ее коленках.
– Это несложно исправить, любимая. – Еремеев почувствовал настоящее блаженство. – Господи, сделай так, чтобы это не было лишь сном.
– А знаешь, мил-друг, давненько я так по болотам не бегала. Наша охота на зверя невиданного прямо молодость возвернула, – благодушно заметила кикимора.
– И не говори, прелестница! – Леший был полностью с нею согласен, пребывая в отличном настроении.
Он с наслаждением потягивал из кружки восхитительную настойку на светящихся гнилушках с гадючьим ядом, вкус которой приводил в экстаз.
Колоритная парочка расположилась на излюбленном островке хозяйки болот. В начале пирушки оба восседали в креслах из пней, но затем сползли в траву и теперь вальяжно разлеглись, осоловев от превосходного напитка.
– А эта дура безмозглая возжелала твоего порученца под себя подмять, да еще взбрыкнуть посмела. – Кикимора указала на выглядывавшую из болотной жижи русалку-утопленницу, скрученную той самой веревкой, на которой недавно висел понадобившийся Даниле камень. – Вздумала меня ослушаться, пиявка хвостатая. Никак не придумаю, чем ее наказать, паршивку.
– Подвесь ее за хвост, как тарань, да пусть на солнышке погреется. Глядишь – и образумится.
– Нешто я изверг какой?! Солнце ее изуродует, и будет это страшилище народ болотный пугать.
– Народ свой беречь нужно, правда твоя. – Леший и не пытался спорить. Он в очередной раз отхлебнул настойки, с удовольствием отметив, что зеленоватой светящейся жидкости в кружке еще не меньше половины: – А ты ее плясать без продыху заставь, пускай хороводы вокруг островка водит. Оно и глазу приятно, и… говорят, труд шибко полезен для воспитания совестливости.
– И то верно, мил-друг.
Кикимора махнула рукой, и веревка раскрутилась, освободив провинившуюся русалку. Той ничего не оставалось, как пуститься в пляс.
– Вчера был великий день, прелестница. А потому я готов подарить тебе ту рощицу ольховую, дабы впредь нам никогда не ссориться. Можешь хоть завтра ее заболотить, я свою защиту могу прямо сейчас снять.
После того как во владениях лешего появился дуб-ведун, статус старичка несказанно вырос, и кикимора это сразу взяла на заметку. Теперь она несколько поумерила свои капризы:
– Да не мешает мне твоя рощица. Сам говорил, нам двигаться больше надобно. Особливо я сие уразумела, когда мы перед колючим чудищем дорожку сооружали. Прямо умаялась вся. А все потому, что целыми днями сиднем сижу.
– Не могу же я такую барышню без подарка оставить. Проси, чего душеньке угодно, я нынче на все согласный.
– Давай за наше совместное деяние еще по глоточку отхлебнем. Токмо благодаря единению мы и смогли одолеть супостата.
Они еще приложились к кружкам. При этом кикимора лишь смочила губы. Она то и дело исподтишка бросала внимательный взгляд на собутыльника, словно выжидала, когда тот дойдет до нужной кондиции.
– Как же хорошо у тебя здесь! – протяжно вымолвил леший.
– А могло быть еще ладнее, – заявила хозяйка болот.
– И в чем дело? Что мешает-то? – лениво поинтересовался старичок.
– Прямо и не знаю, стоит ли о том нынче говорить…
– Знамо дело стоит, прелестница.
– Да неловко как-то. Праздник твой, а я о наболевшем… Давай в другой раз.
Кикимора весьма натурально изобразила смущение, что еще больше подзадорило старичка.
– Праздник нынче у нас общий. К тому же я невольно оттяпал знатный шматок твоих угодий, где нынче священное дерево произрастает, посему, как порядочный мужчина, должен одарить по-царски.
– Раз ты настаиваешь, изволь. – Хозяйка болот с показной неохотой решила-таки уступить. – Ежели ты не запамятовал, то с полсотни годков назад просил меня в северные угодья прогулку устроить.
– Не забыл, у меня память хорошая. Ты сказала, что глядеть там не на что, и быстро засобиралась обратно.
– Так оно и было, мил-друг. Токмо я малость слукавила. Поглазеть там есть на что, но ходу мне туда нет.
– В свои угодья?
– То-то и оно, что они мои лишь на словах.
– Да ну? – удивился дедок, едва не расплескав напиток. – А чего так?
– Три сотни лет назад занесла нелегкая в гости мою старшую сестрицу. Зануда та еще, а уж страшилище… Глаза б мои не видели. Однако куда деваться – родня. – Старушка развела руками. – Вот я и приютила ее на свою голову.
– Добрая твоя душа, прелестница. – Леший поднес кружку к губам и сделал еще один глоток.
– А эта злыдня моей добротой и воспользовалась.
– Это как?