Девушка мгновенно подчинилась, прекрасно понимая, что Тэдди прав. Выходя из купе, Мэри как можно тише притворила дверь за собой, и остановилась у открытого окна. Так она и стояла минут 10-15, вдыхая прохладный вечерний воздух, и чувствуя, что злость уходит без возврата. Наконец, покалывание в ладони возвестило ее, что медальон все еще зажат в кулаке, судорожно сжатом. Раскрыв ладонь, Мэри внимательно всмотрелась в тонкий узор, стараясь разобраться в себе. Стоило ли так реагировать на безобидную шутку Брэдли, стремящегося как можно сильнее досадить ей?
В общем-то, его можно понять – он так и не простил ее за тайный побег из его дома. Но мстить так мерзко, называя ее сумасшедшей, к тому же упоминать при этом медальон…
Неужели ее лучший друг так сильно изменился за такое короткое время? Его алчный взгляд, которым он сверлил медальон — неужели он попытается отобрать медальон у нее?
Мэри гневно встряхнула головой, отгоняя снова подкатывающую злость. Затем решительным движением надела медальон на шею, надеясь, что он принесет ей спокойствие.
Дверь за ее спиной шумно открылась, заставив Мэри стремительно обернуться. В дверях купе стоял Тэдди, жестом разрешая ей снова войти. Брэдли уже не лежал, а сидел, но лицо его было по-прежнему бледное, как мел. И выражение ужаса, появившееся несколько минут назад, тоже не уходило, придавая Брэдли вид загнанного в угол человека.
Мэри села на сиденье напротив него и сказала, придав своему голосу максимальную мягкость:
— Знаешь, Брэдли, ни один из нас не был искренен, когда говорил о дружбе. Видимо, она сохраняется только до серьезных неприятностей, после чего идет испытание на верность. Мы с тобой его не прошли. Мы знаем о дружбе только на словах, которыми и привыкли заменять свои собственные чувства, и которыми прикрываем свои поступки, какими бы они ни были. Мы с тобой знакомы уже пять лет, но только сегодня узнали, да и то, далеко не до конца, что собой представляет каждый из нас. Мы могли убить друг друга только из-за оскорбленного чувства собственного достоинства, в тщетной попытке доказать собственную правоту. И то, что Тэдди остановил нас, не позволив совершить ужасную ошибку, показывает, что он-то, как раз, настоящий друг нам обоим. Нам с тобой стоит поучиться у него, ведь я ни разу не слышала от него ни одного грубого слова.
Мэри с величайшей теплотой и нежностью посмотрела на Тэдди, что был несколько смущен ее словами, но одновременно и тронут.
— Так что давай мы с тобой, Брэдли, не будем держать друг на друга зла, иначе… станем злейшими врагами, а мне бы этого не хотелось, поверь,— закончила Мэри, снова оставляя право выбора за Брэдли. Кивок юноши ощутимо снял царившее в купе напряжение. Все трое обменялись неуверенными улыбками и, неожиданно для себя рассмеялись в голос. Они смеялись до тех пор, пока могли, пока покалывание в боку не возвестило, что смех – хорошо, но только понемногу. Лишь тогда они, вытирая выступившие на глазах слезы, смогли принять более серьезные выражения лиц, позволяя себе, то и дело, мимолетную, тут же гаснущую, улыбку.
Теперь, когда каждый из сидящих в этом купе снова испытывал симпатию к остальным, все сразу пришло в норму. Сразу стало тепло и легко на душе, и разговор, ставший снова непринужденным, не прекращался до приезда поезда на конечную станцию.
Мэри как всегда шутила по поводу загадочных лошадей, которых она одна из них троих могла видеть; все трое с жадностью набросились на праздничный ужин после сортировки, а, позже, разомлев, устало дошли до своих спален.
На следующий день, как всегда, начались обычные заботы, связанные с началом нового учебного года. После завтрака всем шестикурсникам очень долго раздавали индивидуальные расписания, в связи с тем, что сначала профессор Макгоногалл должна была убедиться, что каждый из ее подопечных получил достаточно высокие оценки, чтобы продолжать обучение выбранным предметам. Брэдли, так же как и Мэри, решивший пойти в Министерство Магии, все-таки получил разрешение изучать предметы, знание которых требовалось министерским работникам в отделе « Международного сотрудничества», после чего они пошли на первую пару истории магии.
Желающих изучать этот предмет в этом семестре было не так уж и много – около двух дюжин человек, со всех четырех факультетов. Сидя в непривычно пустом классе и слушая, как всегда, монотонную речь профессора Биннса, Мэри снова, уже не в первый раз, усомнилась, правильный ли выбор она сделала. Брэдли, сидящий рядом с ней, похоже, вкладывал все свои силы для того, чтобы не заснуть. Тэдди было гораздо легче – он единственный, порой, сохранял бодрствующий вид, ухитряясь записывать все.