Сила и слава

– Конечно, – сказал человек в поношенной одежде. – Как вашему превосходительству будет угодно. – С мучительным беспокойством он смотрел, как бутылку откупоривают. Он сказал: – Если позволите, я лучше выпью бренди, – и заставил себя улыбнуться кривой улыбкой, глядя на убывающее в бутылке вино.

Сидя на кровати, все трое чокнулись; нищий пил бренди.

Губернаторский брат сказал:

– Это вино моя гордость. Прекрасное вино. Самое лучшее – из Калифорнии. – Нищий подмигнул, сделал знак рукой, и человек в поношенной одежде сказал:

– Еще стаканчик, ваше превосходительство, и могу ли я порекомендовать вам… бренди.

– Бренди хорошее, но я все-таки выпью вина. – Они наполнили свои стаканы. Человек в поношенной одежде сказал:

– Я хочу взять вино домой… угощу свою старушку. Она любит пропустить стаканчик.

– И правильно делает, – сказал губернаторский брат, осушая свой стакан. – Значит, у тебя есть старушка?

– У всех у нас есть.

– Ты счастливчик. Моя умерла. – Его рука потянулась к бутылке, схватила ее. – Иной раз тоскую по ней. Я звал свою «дружок». – Он наклонил бутылку над стаканом. – С твоего разрешения?

– Пожалуйста, ваше превосходительство, – уныло проговорил человек в поношенной одежде и сделал большой глоток бренди. Нищий сказал:

– Старушка и у меня есть.

– Ну и что? – оборвал его губернаторский брат. Он откинулся к стене, и кровать под ним скрипнула. Он сказал: – Я всегда говорю, женское влияние благотворнее мужского, женщина склоняет нас к миру, добру, милосердию. В годовщину смерти моей старушки я хожу на ее могилу – с цветами.

Человек в поношенной одежде чуть не икнул, но сдержался из вежливости.

– Если бы я тоже мог…

– Но ты же сказал, что твоя мать жива.

– Я думал, вы говорите о своей бабушке.

– Что я могу о ней сказать? Я ее даже не помню.

– Я тоже.

– А я помню, – сказал нищий.

Губернаторский брат сказал:

– Ты слишком много болтаешь.

– Может, послать его, чтобы завернул бутылку? Как бы меня не увидели с ней. Я не хочу подводить ваше превосходительство.

– Подожди, подожди. Куда нам торопиться? Ты здесь желанный гость. Все, что есть в этой комнате, все к твоим услугам. Выпей вина.

– Пожалуй, бренди…

– Тогда с твоего разрешения… – Он наклонил бутылку и пролил немного вина на одеяло. – О чем это мы говорили?

– О наших бабушках.

– Нет, не о них… Я свою даже не помню. Самое первое мое воспоминание…

Дверь отворилась. Хозяин сказал:

– Начальник полиции поднимается по лестнице.

– Прекрасно. Проведите его сюда.

– А это ничего?

– Конечно. Начальник хороший человек. – Он сказал, обращаясь к своим собутыльникам: – Но на бильярде с ним держи ухо востро.

В дверях появился коренастый мужчина в фуфайке, в белых штанах и с револьвером в кобуре. Губернаторский брат сказал:

– Входи, входи. Как твои зубы? Мы тут говорим о наших бабушках. – Он резко сказал нищему: – Подвинься. Уступи место хефе.

Хефе стоял в дверях, вид у него был несколько смущенный. Он сказал:

– Так, так…

– У нас тут небольшая пирушка. Может, присоединишься к нам? Сочтем за честь.

При виде вина лицо у хефе сразу просветлело.

– Ну что ж, стаканчик… пива всегда кстати.

– Правильно. Налей хефе пива. – Нищий налил вина в свой стакан и подал его хефе. Тот сел на кровать и выпил, потом сам взял бутылку. Он сказал:

– Хорошее пиво. Очень хорошее. У вас только одна бутылка? – Человек в поношенной одежде смотрел на него, застыв от волнения.

– Увы, только одна.

– Ваше здоровье!

– Так о чем же, – спросил губернаторский брат, – мы говорили?

– О вашем первом воспоминании, – сказал нищий.

– Первое мое воспоминание… – не спеша начал хефе. – Но этот господин ничего не пьет.

– Я выпью бренди – немножко.

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

– Первое, что мне запомнилось более или менее ясно, это мое первое причастие. Ах, какой душевный трепет оно вызвало! Я стоял в окружении родителей…

– Сколько же у тебя их было?

– Двое, конечно.

– Тогда они не могли тебя окружать, на это требуется по крайней мере четверо. Ха-ха!

– Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

– И вот какая ирония судьбы. Мой тяжкий долг повелел мне присутствовать при расстреле того старика, священника – от которого я принял первое причастие. Не постыжусь признаться, по у меня лились слезы. Я утешаю себя тем, что он, вероятно, причислен к лику святых и молится за нас. Не каждый заслужил заступническую молитву святого.

– Неисповедимы пути…

– Да, жизнь – это загадка.

– Ваше здоровье!

Человек в поношенной одежде сказал:

– Стаканчик бренди, хефе?

– В этой бутылке так мало осталось, что я лучше…

– Мне очень хочется отнести немножко матери.

– Да тут на самом дне. Ты ее обидишь. Один осадок. – Он опрокинул бутылку над своим стаканом и хмыкнул: – Если у пива бывает осадок. – Потом, задержав руку с бутылкой, удивленно проговорил: – Да ты плачешь, друг? – Все трое, чуть приоткрыв рты, уставились на человека в поношенной одежде. Он сказал:

– Со мной всегда так – от бренди. Простите меня, господа. Я быстро пьянею, и мне начинает видеться…

– Что?

– Сам не знаю. Будто все человеческие надежды угасают.

– Да ты поэт!

Нищий сказал:

– Поэт – душа своей страны.