Сила и слава

Лейтенант внезапно повернулся на каблуках, словно не мог больше выносить их вида, и зашагал к деревне; его краги и кобура револьвера блестели на солнце. Когда он отошел на некоторое расстояние, отец с дочерью увидели, как он остановился и плюнул; это нельзя было назвать вызывающей грубостью — ведь он отошел достаточно далеко и полагал, что его не видно; так он выразил свое презрение и ненависть к чужому образу жизни — к беззаботности, спокойствию, терпимости и самодовольству.

— Не хотел бы я нажить в нем врага, — сказал капитан Феллоуз.

— Он нам, конечно, не доверяет.

— Они никому не доверяют.

— По-моему, — сказала Корэл, — он учуял дичь.

— Они всюду ее чуют.

— А обыск я все равно не дала ему сделать.

— А почему бы и нет? — отозвался капитан Феллоуз. Но потом его смутные мысли приняли другое направление. — Как тебе удалось его остановить?

— Я сказала, что спущу собак и пожалуюсь министру. Он не имеет права!

— Права! — сказал капитан. — Они пекутся о правах для своих расправ. Пусть бы делал обыск!

— Я дала ему честное слово.

Она была такой же непреклонной, как лейтенант. Маленькая, темноволосая и такая неуместная среди банановых рощ. Ее прямота не делала исключения ни для кого; будущее, полное компромиссов, тревог и стыда, было еще далеко; ворота, через которые оно когда-нибудь войдет, были пока заперты. Но теперь в любой момент слово, жест, самый обычный поступок могли открыть и впустить — что? Капитана Феллоуза охватил страх: он сознавал, что слишком любит ее, и это лишало его твердости. Нельзя властвовать над любимым существом — можно только бессильно смотреть, как она несется к сломанному мосту, к взорванным рельсам, к разрушительной старости. Он закрыл глаза. Но он был счастливым человеком и стал напевать.

Корэл сказала:

— Мне не хотелось бы, чтобы такой человек уличил бы меня… во лжи.

— Во лжи? Боже правый! — воскликнул капитан. — Ты хочешь сказать, что ОН здесь?

— Конечно.

— Где?

— В большом амбаре, — мягко пояснила она. — Не могли же мы позволить, чтобы они его схватили!

— Мама знает?

— Нет! Ей я не могу довериться, — с убийственной прямотой ответила Корэл. Она уже не была в их власти. Они принадлежали прошлому. Лет через сорок они исчезнут, как прошлогодний снег…

— Лучше покажи-ка мне его, — сказал капитан.

Он шел медленно; ощущение счастья по каплям уходило из него, быстрее, чем у человека несчастного: несчастный всегда готов к беде. Она шла впереди него; две ее тонкие косички выгорели на солнце; он впервые осознал, что она в том возрасте, когда мексиканские девушки уже созревают для первого мужчины. Что с ней будет? Он отогнал от себя проблемы, над которыми не хотел думать. Когда они проходили мимо окна спальни, он взглянул на изможденное тело, скрючившееся в одиночестве под москитной сеткой; и с жалостью к себе вспомнил, как был счастлив на реке, когда занимался мужским делом и не думал о других. И зачем только он женился?..

— Нам не следует впутываться в их политику, — заныл он, как ребенок, глядя в безжалостную полудетскую спину.

— Это не политика, — ответила она мягко. — Я знаю, что такое политика. Мы с мамой как раз проходим Реформу.

Она вынула ключ из кармана и отперла большой амбар, в котором хранили бананы до отправки по реке в порт. После яркого света внутри было очень темно. Кто-то испуганно зашевелился в углу. Капитан Феллоуз поднял фонарик и осветил маленького человека в рваном костюме. Он был небрит и жмурился от света.

— Quien es usted?[12] — спросил капитан Феллоуз.

— Я говорю по-английски.

Человек прижимал к себе чемоданчик, словно ожидал поезда и боялся его пропустить.

— Вам здесь нечего делать.

— Конечно, — сказал тот, — конечно.

— Нас все это не касается, мы иностранцы.

— Разумеется, я уйду, — сказал человек; он стоял, словно проштрафившийся солдат, ожидающий решения офицера.

Капитан Феллоуз помедлил.

— Вам лучше уйти в темноте. Ведь вы же не хотите, чтобы вас схватили?

— Конечно…

— Есть хотите?

— Немного, но это не имеет значения, — сказал человек и добавил с отталкивающим смирением: — Не окажете ли вы мне большую услугу?

— Какую?

— Немного… бренди.

— Я и так достаточно нарушил из-за вас закон, — сказал капитан Феллоуз. Он вышел из амбара и почувствовал себя выросшим вдвое, оставив согбенную фигурку в темноте среди бананов. Корэл заперла дверь и последовала за ним.

— Что это за религия, — сказал капитан Феллоуз, — клянчить бренди? Бесстыдство!

— Но ведь и ты иногда выпиваешь.

— Милая моя! — сказал капитан Феллоуз. — Когда ты станешь взрослой, ты поймешь разницу между тем, чтобы выпить немного бренди после обеда, и быть пьяницей.

— Может, я принесу ему немного пива?

— Нет, ты ничего ему не принесешь.

— Но ведь на слуг положиться нельзя.

Он ощутил бессильную досаду и сказал:

— Видишь, во что ты нас втравила!

Он вернулся в дом, вошел в спальню и стал рассеянно бродить среди обувных колодок. Миссис Феллоуз спала тяжелым сном. Ей снились свадьбы. Один раз она громко сказала: «Фата! Осторожней с моей фатой!»

— Что-что? — спросил он раздраженно. — Что?