Сила и волшебство

Один мой приятель долго добивался женщины, желание разгоралось в нём, как сухое дерево в топке. Он бредил ею и говорил, что за ночь в её постели, готов подметать сады дьявола. Саму женщину он считала святой и целомудренной, и пока так думал, сам как-то посветлел и подобрел. Через некоторое он добился своего, шкала цинизма подскочила в нём на рекордный уровень и, глядя в его глаза, можно было не сомневаться, что дьявол уже освободил для него вакансию дворника.

Вечером я заглянул в летнее кафе, где собирались знакомые, желая убедиться, все ли по-прежнему в мире и не изменилось ли среди них количество шлюх и козлов. Проходя между столиков, я через темные очки смотрел глазами чудовища, и люди показались покусанными плодами. Вот у неё пока откусили лишь маленький кусочек. Он съеден уже почти до половины. А этих двоих сгрызли по самые косточки. Надо же, мы живем и не замечаем, что происходит с нами. И лишь случайно, как отражение в зеркале, мелькнет истинное положение вещей, но мы побежим от него прочь, как от наваждения к тем, кто также испорчен и недалек. Посидев немного, устав наблюдать за пьяными шалопаями, я вернулся домой. Спал я один и крепко.

На следующий день я легко и бодро шел на встречу. Зачесалась губа. Это был верный знак − придется целоваться. Приятная примета. Еще хороший знак, если снять горох с огня, а он еще кипит. Но с утра я не варил горох, а выпил лишь чая из суданской розы. Я шел налегке и вспоминал слова одного мудреца, говорившего, что в женщинах нельзя будить хаос, ибо от него рождаются все виды жестокости и падений. Я же не просто собирался разбудить хаос, а еще и выпустить на волю. Силы, растущие во мне, ждали именно этого.

Парк был полон гуляющих. Люди ели мороженое, пили лимонад и пиво, катали детей на каруселях. Дети весело верещали и создавали праздничное настроение. Да и благо конец лета выдался теплым и солнечным.

Наша встреча с Надей была простой, как встреча двух однокурсников, собравшихся обсудить план семинара. Мы шли по аллее, и наша беседа мирно блуждала между отвлеченных тем. Когда мы присели на лавочке вдали от всех, Надя неожиданно спросила:

− А ты никогда не думал, что смерть может придти в образе любви?

− Это как у Ромео с Джульеттой, что ли? – немного растерялся я.

− У них скорее наоборот. Любовь накинула одежды смерти, чтобы другие не заметили счастливого ухода влюбленных.

− Может быть… Никогда не думал об этом, – покачал я головой, удивленный ходом мысли своей новой подружки. − Какие еще есть варианты? Любовь и смерть. К чему такие разговоры?

− Вот ты влюбляешься, принимаешь свою любовь как саму жизнь, отдаешься ей, и даже не догадываешься, что это твоя смерть. − По взволнованному лицу Нади было видно, что она говорила о вещах важных для неё.

− Это как? Что-то я не пойму, − не хотел понимать я, поглядывая на мужика с банкой пива.

− Вроде как встретить роковую женщину. Нет, не то… Это как будто ныряешь солнечным днем в теплое море, а выныриваешь совсем в другом месте. Понимаешь?

− Не совсем, – кисло улыбнулся я.

− Ты принимаешь найденную любовь, как самую главную, для жизни здесь, а это твой проездной туда, на небеса, – тихо проговорила Надя и посмотрела на небо.

Там высоко над головой летали какие-то звонкие птахи.

− Странный такой разговор, − тоже глядя на них, сказал я, − но мне кажется, любовь не позволит смерти прикрываться её именем.

− Кто знает, что может себе позволить любовь.

Мне захотелось выпить. Слова непраздные, непустые, неожиданные и нужные, рожденные рядом, созвучные твоими переживаниями, всегда рождают потребность окунуться в чашу с вином. Я объяснил это Наде, и она, подумав, согласилась.

Мы пили вино на задворках парка.

− Надюшка, − по-свойски называл я свою спутницу, − ты хороший человек! Но что за бардак творится в твоей голове?

Она смеялась и доверительно наклонялась к моему плечу. Я подзабыл о чудовище, паря где-то в облаках, подмигивая заходившему солнцу. И тут чудовище дало знак, что дальше действовать будет оно. Меня встряхнуло, и я увидел черную птицу на каменном заборе.

− Идем ко мне, – сказало чудовище Наде.

Предложение прозвучало двусмысленно. Надя погрозила пальцем, и отказалось. Но чудовище действовало решительно, наделяя меня сверхъестественным обаянием. В этот вечер меня можно было смело назвать самым интересным человеком планеты. Я знал и умел абсолютно всё, говорил на ста языках, включая древнекитайский и язык зулусов.

− Indoda ayihlatshwa ngomkhonto munye! − громко сказал я.

− Чего-чего? − засмеялась Надя.

− Мужчину не сразить одним ударом.

− Ударом?

− В данном случае отказом. Да что слова! − страстно заговорил я. − Я могу изъясняться знаками гематрии. Могу стать невидимым, как Уильям Неф. Могу рисовать, держа кисть пальцами ног. Могу предсказывать будущее, словно Джон Ди или Просперо.

Я вскочил, сделал несколько сложных па и заявил:

− Я могу петь и плясать танцы народов мира, могу проходить сквозь стены и летать, читать мысли и исполнял любые желания. Я могу даже на время изменить мир.