Сила искусства

Получись у него соединить это стремление с другой страстью – жаждой исцелить раны современного мира, – Ван Гог смог бы создать настоящий дом, пусть простой, но полный жизни и счастья. Поэтому он бежал от Мауве, с его пронизанной мещанской клаустрофобией жизнью, и предпочел одну из отверженных. Винсент много читал Эмиля Золя, и мысль, что обездоленные точно так же жаждут любви, как и он сам, стала для художника символом веры. Потрепанная жизнью проститутка Класина (Христина) Хорник по прозвищу Син, с болезненной пятилетней дочерью, еще одним ребенком на подходе и запущенной ангиной, оказалась идеальной кандидатурой, чтобы проверить, надолго ли хватит Винсенту его наивного оптимизма. Син, к которой судьба была неласкова, мало напоминала крепкую, здоровую хозяйку – huisvrouw, но именно поэтому могла послужить Ван Гогу отличным материалом для устройства семейной жизни. В кои-то веки рядом с Винсентом был человек, который в нем нуждался. Это должен был быть эксперимент по оказанию взаимной помощи: Син могла позировать для художника, а тот, в ответ, быть ей добрым мужем и отцом для ее детей. Винсент с нетерпением ждал, когда же Тео приедет полюбоваться семейным гнездом: «Дорогой Тео… Я весь в предвкушении твоего приезда: мне не терпится узнать, какое впечатление произведет на тебя Христина. В ней нет ничего особенного – обыкновенная женщина из народа, но я вижу в ней нечто возвышенное… тот, кто любит обыкновенного, простого человека и любим им, тот уже счастлив, что бы с ним ни происходило в жизни…»

Но, что удивительно, под пером и кистью Винсента Син действительно преображается, становясь воплощением благородной эмоции. И происходит это не вопреки, а именно благодаря тому, что она абсолютно не похожа даже на самую бесперспективную натурщицу. Подражая офортам своего кумира Рембрандта, Винсент пристально изучает потасканное тело подруги – щуплую нескладную фигуру с обвисшей грудью, костистое лицо и жидкие, свалявшиеся волосы. Образ, созданный им в «Скорби» (с. 329), материален и нематериален одновременно. На другом рисунке Син изображена с сигарой – ноги притянуты к груди, ее одеяние одновременно скрывает беременность и подчеркивает ее, превращая женщину в антимадонну, – в этом зачатии нет ничего непорочного. Можно понять, почему Ван Гог так трогательно ухватился за фразу французского историка и эссеиста Жюля Мишле о том, что, когда женщина любима, она не стареет.

Хижины, крытые дерном. 1883. Холст, масло.

Музей Ван Гога в Амстердаме

Увы, задача создать идеальный дом из самых неподходящих материалов оказалась непростой. У Син родился ребенок, но, как только она вышла из больницы, туда отправился сам Винсент – надо было лечить гонорею (заразился он, по всей вероятности, от своей возлюбленной). При всем этом ежемесячные дотации от Тео – брат занялся торговлей искусством сразу после того, как Винсент покинул это поприще, – позволили начинающему художнику перейти наконец от рисунка к живописи. Поразительный факт: в свои тридцать с лишним Ван Гог ни разу еще не брал в руки кисть. Тем не менее на начальной стадии он занялся отнюдь не акварельными пейзажами, которые можно было бы продавать, а выручку отдавать брату в уплату растущего долга. Вместо этого Винсент сразу же принялся писать маслом – на его первых этюдах, написанных густыми темными красками, крестьяне разбрасывают по полям навоз и режут торф. Под влиянием старых голландских мастеров плотными кроющими мазками он пишет «Вид на море в Схевенингене» (1882) с рыбачьей баркой и фигурами людей на берегу. Несмотря на непритязательность сюжетов первых работ начинающего художника, пугающе энергичная работа кистью и чудовищной толщины красочный слой лишали эти небольшие картины надежды обрести хотя бы мало-мальский успех у публики, привыкшей к совсем иной современной живописи.

Впрочем, Винсент никогда не довольствовался малым. Игры в семью с бывшей проституткой Син в роли матери семейства не могли утолить тоску художника по домашнему очагу. Он сообщил брату, что намерен жениться на Син: «Деньги – да, но жену и ребенка ты мне дать не можешь». Неудивительно, что подобный план не имел особого успеха ни у отца-пастора в Брабанте, ни у почтенного кузена-художника Мауве. Очень скоро и сама Син, большая любительница джина и сигар, начала сопротивляться удушающе настойчивому обожанию Винсента (как это происходило со всеми женщинами) и исчезла, растворившись во мраке сырых, освещенных тусклым светом газовых фонарей улиц – тех самых улиц, где Ван Гог ее подобрал.

IV