Сила, которая защищает

После четырех ночей таких атак Морэм и его соратники едва держались на ногах. Уничтожение каждой Защитной Стены стоило двоим из них тяжелейшего напряжения. Один Лорд не мог достаточно быстро справиться с шестьюдесятью или даже сотней юр-вайлов. Аматин выглядела совсем больной, бледной, с ввалившимися глазами; когда-то крепкие мышцы Лории обвисли, утратив свою упругость; Тревор все время вздрагивал, как будто даже находясь в полной безопасности в Замке, он был окружен вампирами. У самого Морэма постоянно болело сердце. Все они имели теперь возможность почувствовать на себе, насколько точны были жестокие предсказания Квена, и их уже тошнило от этого.

Забывшись после четвертой такой ночи на короткое время тревожным полусном, Высокий Лорд обнаружил, что все время шепчет, как в бреду: “Кавенант, Кавенант”, – словно пытаясь напомнить Неверящему о его обещании.

На следующее утро атаки прекратились. На Ревелстоун опустилась тишина – точно покой открытых могил. Все твари вернулись в свои лагеря, а Ревелстоун вздрагивал, словно израненный узник в промежутке между пытками. Морэм воспользовался этой возможностью, чтобы подкрепиться; однако он клал еду в рот не глядя и жевал, не чувствуя вкуса. Где-то в глубине сознания он пытался вычислить, на сколько времени еще его хватит. Тем не менее он тут же откликнулся на сообщение гонца о том, что самадхи-Опустошитель приблизился к Замку один.

Под прикрытием арочных сводов, способных защитить от любого нападения, Морэм и остальные Лорды вышли на один из балконов, расположенных в восточной части Замка, и оказались лицом к лицу с Сатансфистом.

Великан-Опустошитель приближался к Замку с издевательской развязностью, каждым своим жестом выражая презрение. В огромном кулаке он сжимал кусок Камня, от которого в замерзшем воздухе поднимался холодный пар. Он остановился на таком расстоянии, чтобы стрелы не могли достать его, искоса взглянул на Лордов и хрипло прокричал:

– Эй, Лорды! Приветствую вас! Надеюсь, вы чувствуете себя хорошо?

– Хорошо! – повторил Квен, понизив голос. – Пусть только подойдет на пять шагов поближе, и я ему покажу “хорошо”.

– Мой хозяин беспокоится о вас! – продолжал самадхи. – Он боится, как бы вы ни пострадали в этом бессмысленном конфликте!

Глаза Высокого Лорда насмешливо вспыхнули.

– Твой хозяин живет страданиями других! Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто он больше не творит злых дел?

– Он удивлен и опечален тем, что вы так упорно сопротивляетесь ему. Разве вы все еще не поняли, что он единственный, кто несет слово истины в этот уродливый мир? Лишь он имеет силу – и лишь в нем заключена правда. Суть Создателя мира – презрение и жестокость! Все, у кого есть мозги и глаза, знают это. Все, кто не боятся взглянуть истине в лицо, знают, что Лорд Фоул – вот единственная истина. Неужели вас ничему не научили ваши страдания? И Томас Кавенант ничему вас не научил? Сдавайтесь, я говорю! Перестаньте упрямиться. К чему вам эти бессмысленные мучения? Сдавайтесь! Клянусь, вы станете слугами Лорда Фоула по рангу равными мне!

Несмотря на язвительный сарказм слов Опустошителя, они звучали со странной убедительностью. Дело было в могуществе Камня, который принуждал слушателей повиноваться. Пока самадхи говорил, Морэм чувствовал, как стремление противиться куда-то исчезает. У него заболело горло, точно само тело готово было предать его; он с трудом сглотнул, прежде чем смог начать говорить.

– Самадхи-Шеол… – чуть слышно просипел он, сглотнул снова и, вложив в голос всю свою решимость, прокричал:

– Самадхи-Шеол! Ты пытаешься рассмешить нас, но нам не смешно! Мы не слепые – мы видим, на какой жестокости основаны твои доводы. Убирайся! Фоул – раб! Забирай отсюда армию своих презренных мучеников и возвращайся к хозяину. Он заставил тебя страдать – пусть радуется, пока может. Дни его могущества сочтены. Когда ему придет конец, будь уверен – он и пальцем не пошевельнет, чтобы спасти твою жалкую жизнь. Убирайся, Опустошитель! Мне неинтересно слушать твои дешевые насмешки.

Он надеялся, что, разозлившись. Опустошитель забудется и подойдет ближе, тогда стрелы смогут достать его. Но Сатансфист лишь дико расхохотался, зашагал прочь и крикнул, чтобы его силы снова двинулись в атаку.

Морэм отвернулся и с трудом заставил себя взглянуть на остальных Лордов. Но они не смотрели на него. Их внимание было поглощено гонцом, который, дрожа, стоял перед ними. Несмотря на стужу, у него было мокрое от пота и страха лицо, горло его свело, и он не мог произнести ни слова. Молча он сунул руку за пазуху, вынул оттуда сверток и трясущимися руками развернул его.

Спустя мгновение напряженного ожидания он извлек оттуда крилл.

Его драгоценный камень стал тусклым, как сама смерть.