Сила, которая защищает

– Мореход… – произнес он. – Друг мой… Он настолько ослабел, что не мог на словах выразить то, что необходимо было сделать, надеясь, что Мореход и так поймет его.

– Не беспокойся обо мне, – с новой, спокойной гордостью откликнулся Мореход, как будто, заговорив с ним, Кавенант оказал ему огромную честь. – Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий, храбрый Владыка Белого Золота, я не желаю другого конца. Делай то, что должен, друг мой. Наконец-то я пребываю в мире. Я стал свидетелем и участником удивительных событий.

Кавенант кивнул, глаза его ослепли от слез. Одним напряжением воли он разрушил цепи, сковывавшие Великана – чтобы тот смог, по крайней мере, спастись бегством, если решит сделать это. И тут же выкинул из головы все мысли о своем Друге.

Он плелся через весь зал на неуклюжих, онемевших ногах и думал о том, что, кажется, нашел ответ. Ответ на вызов смерти состоял в том, чтобы использовать ее, заставить служить своим целям, а не просто стать ее жертвой. Это был не очень хороший ответ – но единственный, который он знал.

Следуя ощущениям, которые посылали его ставшие крайне восприимчивыми нервы, он приблизился к Камню Иллеарт, как будто это был плод дерева познания жизни и смерти.

И тут же угасшая было мощь кольца пробудилась вновь. Между Камнем и кольцом возник огромный бело-зеленый столб; казалось, он был настолько высок, что мог проткнуть небеса. Почувствовав эту силу, рвущуюся наружу сквозь ненужную плоть его существа, Кавенант понял, что это и есть огонь, предназначенный для него; как будто он был ворохом осенних листьев или старой рукописью, которые так хорошо горят. Находясь в центре мощного, быстро вращающегося вихря, он встал рядом с Камнем на колени и положил на него руки, как делает человек, приносящий жертву. Кровь из его распухших, почерневших губ заструилась по подбородку; капая на Камень, она тут же испарялась.

С каждым мгновением противоборство двух сил становилось все мощнее. Точно неукротимое сердце. Камень Иллеарт пульсировал под руками Кавенанта, бездумно стремясь уничтожить его. Кавенант как можно крепче прижал его к груди, тем самым еще раз подтверждая свой выбор. Он не смог убить Порчу, но мог, по крайней мере, уничтожить его орудие разрушения и осквернения; без этого всему, что уцелело после гибели Презирающего, потребовались бы века, чтобы восстановить свою прежнюю силу. Обхватив Камень руками, Кавенант сосредоточил всю волю и силу на том, чтобы уничтожить его.

Бело-зеленый, зелено-белый смерч становился все мощнее и наконец вырвался из Риджик Тоума. Точно воины, в смертельной схватке стиснувшие друг друга за горло так, что никакая сила не смогла бы оторвать их друг от друга, изумруд и серебро вспыхнули, взорвались и кругами понеслись вверх со скоростью, перед которой скала оказалась беззащитной. Мыс задрожал до самого основания, стены Яслей покоробились, с потолка рухнули огромные глыбы, более мелкие камни начали плавиться и стекать вниз, словно вода.

Ясли задрожали в агонии. Трещины зазмеились по полу, а затем и по стенам. Взрыв вызвал тучи осколков, которые обрушились внутрь через образовавшиеся трещины и щели. Убийственный Жар растекся на множество отдельных потоков. Дозорные башни накренились, словно ивы под напором ветра.

С могучим взрывом, от которого содрогнулось море, вся центральная часть мыса взлетела в воздух. Ясли рассыпались на град огромных осколков, сам мыс треснул от вершины до основания. Обе его половины медленно отошли друг от друга и с оглушительным ревом рухнули в море.

Океан хлынул в образовавшуюся щель, а Убийственный Жар прорвался к морю. Горячий пар со свистом взметнулся вверх, когда они встретились, и превратил то, что осталось от Риджик Тоума, в кипящий котел; пар сделал неразличимым все, кроме силы, которая продолжала сверкать в самом центре хаоса.

Зелено-белая, жестокая, дикая – она вздымалась вверх, устремляясь к своему апокалипсису.

Однако белая часть возобладала и торжествовала.

Глава 21 Конец прокаженного

Вот каким образом Томас Кавенант сдержал свое обещание.

Спустя много времени он обнаружил, что лежит в полном забвении, точно в могиле, в изнеможении свободно плывет сквозь тьму в безлюдном пространстве между жизнью и смертью. Ему казалось, что он и в самом деле умер, став бесчувственным, как сама смерть. Однако сердце его продолжало биться – как будто ему не хватало мудрости, чтобы остановиться, когда его работа потеряла смысл. Неровными толчками, с заметным усилием, оно поддерживало в нем жизнь.

И где-то глубоко внутри, под черепом, еще жива была мысль; она не покинула его совсем, хотя медленно утекала в теплую, мягкую землю его могилы.

Он хотел покоя; он заслужил его. Но то облегчение, которое он испытывал теперь, находясь в тепле и покое, далось ему слишком дорогой ценой. Он никак не мог прийти в себя. “Мореход мертв”, – безмолвно шептал он. Нельзя было спастись бегством от собственной вины. На все вопросы получить ответы невозможно. Жизнь продолжается слишком долго, чтобы умудриться остаться безупречно чистым.