Со временем, по мере того как Джонс становился все более невменяемым и жаждущим власти, этим словосочетанием стали обозначать множество пагубных явлений. Одни утверждают, что под «Белыми ночами» понимались эпизоды, когда Джонс убеждал адептов вооружаться самодельным оружием и не спать целыми днями, готовясь защищать до последней капли крови свою Землю обетованную от грядущих атак. Он клялся, что они вот-вот произойдут, но на общину так никто и не напал. Другие вспоминают, что эти слова употреблялись на некоторых собраниях, когда люди подходили к микрофону и заявляли о своей готовности умереть за Дело, причем, если потребуется, в ту же ночь (это означало, что они видят смысл жизни в служении общине, а не лично себе). Также существует версия, что «Белые ночи» были еженедельными мероприятиями, т. е. раз в неделю Джонс заставлял людей всю ночь бодрствовать и обсуждать проблемы общины. Наконец, согласно четвертой версии, «Белой ночью» именовалось любое собрание, на котором Джонс упоминал о смерти.
После визита конгрессмена старые опасения Джонса подтвердились: он не сможет продолжать свое дело вечно. Джонстаун потерпел неудачу. Слишком много людей пытались отсюда уйти. Джонс был обречен оказаться разоблаченным и свергнутым. Поэтому он собрал всех своих адептов в главном павильоне и сказал им, что враг собирается устроить засаду. «Они застрелят нескольких наших невинных младенцев… Они будут мучить наш народ. Они будут мучить наших стариков. Мы не можем допустить этого», – объявил он.
Бежать было уже поздно: «Назад дороги нет. Они не оставят нас в покое. Теперь они планируют очередную ложь, а значит, явятся еще больше конгрессменов. И нет никакого способа, который позволил бы нам выжить». Потом Джонс озвучил свое намерение: «Я считаю, что мы должны быть добры к детям, должны быть добры к старикам, и принять зелье, как это было принято в Древней Греции, чтобы тихонько перешагнуть за черту. Мы не совершаем самоубийство. Это революционный акт». Слова прозвучали, как всегда, спокойно, но жителям поселка, оцепленного вооруженной охраной, было предложено всего два варианта: умереть от яда[55]
или быть застреленными при попытке к бегству.Так поступали все лидеры полудюжины «культов самоубийц», оставивших след в истории. Занимая эсхатологическую позицию по отношению к Вселенной, ставя себя в ее центр, они уверяли, что их собственная кончина означает: все остальные тоже обречены на гибель. Для таких гуру жизни последователей – это просто пешки на шахматной доске, и, если они проиграют сами, то в любом случае можно пойти ва-банк. Но убийство собственными руками – грязное дело. Такие люди – оппортунисты и манипуляторы, но не убийцы. Потому, как только эти лидеры культов чувствуют, что их власть слабеет, они вооружаются прогнозами о приближении мира к ужасному, неотвратимому концу.
Как проповедует гуру, единственным выходом в такой ситуации является самоубийство, которое, если его организовать правильным образом и в нужный момент, по меньшей мере сделает вас мучеником, а по большей – буквально перенесет вас в Царство Божие. Приверженцы таких лидеров поддерживают их, повторяя сказанные ими слова и заставляя следовать за ними всех сомневающихся.В тот день несколько бесстрашных адептов «Храма народов» пытались дать отпор Джонсу. Одной из них была Кристин Миллер[56]
, темнокожая пожилая участница, которая часто спорила с Джонсом. Выросшая в бедной техасской семье и ставшая успешным клерком в Лос-Анджелесе, Кристин бессчетное количество раз открывала свой кошелек для Джонса, которому горячо верила. Но у ее готовности к компромиссам имелись пределы. Перебравшись в Гайану, где адептам учения предстояло жить в аскетических условиях, 60-летняя Кристин воспротивилась требованию сдать украшения и меха, ради которых упорно работала, т. к. она славилась непреклонной откровенностью, ее и Джонса связывали отношения любви и ненависти, нередко становившиеся напряженными. На одной из встреч Джонс так разозлился на возражающую ему Кристин, что наставил на нее пистолет. «Можете стрелять в меня, но сначала научитесь уважать», – заявила она, и он пошел на попятную. Если и был день, когда Джонсу следовало прислушаться к Кристин, то этим днем стало 18 ноября 1978 года. Кристин подошла к микрофону в передней части павильона и попыталась отстоять право своих соратников на жизнь, предлагая поискать альтернативные варианты – пощадить детей, может быть, бежать в Россию. «Дело не в том, что я боюсь умереть, но… Я смотрю на младенцев и думаю, что они заслуживают жизнь, понимаете? – возражала она Джонсу. – Я по-прежнему считаю: как личность имею право говорить то, что думаю, чувствую… Все мы имеем право на собственную судьбу как личности… Я чувствую, что пока есть жизнь, есть надежда».