Сила любви

Прислужница бросила на него короткий взгляд, присела в книксене и молча удалилась. А граф немедленно повернулся к графину с вином, предусмотрительно поставленному здесь заранее.

Рассерженная Флёр встала на пути между мужем и подносом, на котором стоял графин.

— Кто разрешил вам выставлять мою камеристку? — прошипела она. — По какому праву вы вмешиваетесь в мои дела?

— По праву того, кому вы принадлежите.

— И, демонстрируя это право, вы спокойно наблюдаете, как я изворачиваюсь, пытаясь справиться с застежками на спине?

— Ну зачем же такие сложности, красавица моя?

И прежде чем Флёр догадалась, что в его душе таятся злые умыслы, он обеими руками схватился за края декольте ее нового атласного сиреневого платья и одним махом разорвал его пополам. Ее возмущенный крик смешался с леденящим душу треском разрываемой ткани и глухим циничным хохотом мужчины.

— Вы сумасшедший! Вы совершенно пьяны! — возмущенно выкрикнула Флёр.

— Малость опьянел, но, к сожалению, недостаточно! — согласился граф, сардонически улыбаясь.

— Вы ведете себя непозволительно! — Флёр пыталась прикрыться обрывками своего платья, но укрыться было нечем. Повернувшись, она хотела накинуть домашний халат, заранее положенный рядом, но он предупредил и это ее намерение.

Флёр очутилась в сжатых со страшной силой тисках его рук, которые так прижали ее обнаженную грудь к твердой вышивке его бархатной куртки, что она едва могла дышать.

— Отпустите меня! Это такие манеры господствуют в вашей почтенной семье? — Даже если удары ее сердца доходят до самой шеи, все равно она не позволит ему заметить, что впадает в панику. — Пустите меня, или я буду звать на помощь!

— А кто вас услышит? Стены этого замка очень толсты, а почетную стражу перед дверью вы обретете не раньше, чем займете место фаворитки. Но не питайте напрасных надежд, уж я-то сумею этому помешать!

Без всякого соответствия этикету благородной дамы, Флёр барахталась в железных тисках его рук. От этой борьбы рассыпались тяжелые, высоко заколотые волосы, и при каждом резком движении на пол сыпались заколки. Элегантная прическа превратилась в водопад блестящих перепутанных прядей.

Среди всего этого шелковистого хаоса ее глаза пылали от ярости, как зеленые свечи, а нежные губы испускали все проклятия, которые приходили ей в голову.

Похожий на хищное животное, граф злобно улыбнулся:

— Вот, значит, какие штучки таятся под вашей напускной культурой, мадам. Этакая драчливая фурия с сомнительными высказываниями. Придется позаботиться о том, чтобы вы научились не давать волю своему язычку!

— Этого вы никогда не дождетесь, мошенник проклятый. Вы…

Флёр не успела высказать всего того, что хотела, так как его губы закрыли ей рот. Они плотно прижались к ее губам, овладевая ими без остатка, пылая неутолимой страстью. Хотя Флёр, извиваясь, упорно оборонялась от этой агрессии, капитуляция была неизбежна.

В ее прерывистом дыхании уже ощущалась нежность, разбуженная в ней, несмотря ни на что, этим жестоким поцелуем. Все ее тело вплоть до самых укромных уголков испытывало зов плоти. Он заставил ее ощущать ласку и отвечать на нее. Ее кулаки разжались, а напряжение мышц превратилось в нежную податливость. Беззащитная, ввергнутая в омут сладострастия, она напрочь забыла про гордость, самоуважение и клятву мести.

Комната поплыла у нее перед глазами, и проскользнувшее было «нет!» задушили объятия Ива де Шартьера, подхватившего ее на руки и унесшего в расположенную рядом спальню. В странном раздвоении мыслей и чувств Флёр еще помнила, что следовало бы защищаться, что она будет раскаиваться, если не найдет в себе сил бороться до последнего против его замысла. Да, будет раскаиваться! Но все было напрасно, она полностью отдалась лихорадочным прикосновениям его рук, нетерпеливо срывавших с нее остатки разодранной одежды. Огонь борьбы, тлевший между ними с того памятного дня в Пале Турнель, вспыхнул с такой силой и отчаянием, что ни один из них был не в состоянии контролировать свои действия. С немой ожесточенностью Ив де Сен-Тессе овладевал красотой, которая его и раздражала, и высмеивала, и все же засела в его душе как заноза.

Это была совсем не та нежно-эротическая близость, которую испытала Флёр, когда впервые оказалась в его объятиях. Наоборот, она ощущала, что ее порабощают, что ему хочется прежде всего демонстрировать свою власть над ней, что он намеренно возбудил в ней это доходящее до безумия влечение, заставлявшее, забыв обо всем на свете, отвечать на его поцелуи и тоже стаскивать с него одежду.

— Дьявол проклятый, — хрипела Флёр, извиваясь под лаской его опытных рук. — Я тебя ненавижу!

— Что ж, возможно, — саркастически отвечал он. — Но более страстно ты меня желаешь, маленькая моя хищная кошечка. Признайся, что не можешь этого отрицать!