Стреляют и орудия атакованных кораблей. Вот только большинство ядер совершенно безобидно для галеры пролетают над ней и бьют в борт судна напротив, усугубляя причиненные эрхавенскими ядрами разрушения. Некоторые пролетают над самой палубой, просто чудом ничего не задевая, но заметного, по крайней мере с такого расстояния, ущерба не причиняют. Зато на проклятой галере орудия не посылают зря ни ядра. Самые удачливые или же умелые вгоняют ядра в пушечные порты, разбивая орудия, калеча и убивая канониров, а одно ядро попадает в бочонок с порохом. Взрывом выворачивает кусок бортовой обшивки размером с дверной проем. Пылающие обломки и отчаянно кричащий матрос, на котором горят волосы и одежда, падают в воду…
Как утверждают маги-разведчики, бригантина названа в честь одной из второстепенных богинь свиты Амриты. Вроде бы ее считают богиней плотской любви, покровительницей куртизанок. Сейчас бригантина воистину оправдывает название. Она дразняще покачивается на волнах, точностью и изяществом каждого движения неуловимо напоминает танцующую на пиру медарскую храмовую гетеру (кстати, жену капитана галеры зовут так же). Ее окружают облака порохового дыма, подсвеченные вспышками выстрелов, они лишь усиливают сходство, воскрешают в памяти полупрозрачные платья — гордость и тайну Великих Храмов Исмины и Амриты…
Но зрителям танца «Ялианы» достается не наслаждение любовью (в которую Шаббаат верит несравненно меньше, чем в магическую силу долговой расписки), а докрасна раскаленные каменные ядра, крушат и поджигают все, во что попадают.
Каким бы безумным ни было само решение атаковать флот, противник головы не теряет. Устроив пожар на праме, заставив накрениться на левый борт галеру, «Ялиана» ловко выскальзывает из промежутка между кораблями и, по плавной дуге обогнув прам, залпом орудий левого борта бьет по идущему параллельным курсом бригу, уже готовящемуся расстрелять «Ялиану». Там успевают заметить опасность, но канониры «Ялианы» оказываются и быстрее, и точнее. Задыхающийся от злобы Палач видит, как на палубу злосчастного судна рушатся пылающие обломки снастей, сквозь бреши, пробитые в бортах, вливается в трюм вода. Бриг теряет ход и, сильно кренясь на левый борт, плавно погружается в воду. Победители, заканчивая разворот, устремляются в сторону Эрхавенской гавани, тонущей в ночном мраке. Но прежде, чем выйти из зоны досягаемости пушек, «Ялиана» еще раз поворачивает правый борт в сторону вражеского флагмана, бьет ровным и мощным залпом. На этот раз канониры левого борта поднимают орудия и стреляют навесным.
Несмотря на ночной мрак и больше полумили расстояния, большая часть ядер долетела и попала. Шаббаат бросается в каюту к жрецам, захлопывая дверь. Снаружи доносится треск, грохот, крики раненых. Что-то увесистое падает на крышу каюты, переборки жалобно трещат, но держат удар. Раздается глухой лязг — не иначе сорвало с креплений одну из пушек и сложенные рядом ядра… «Хорошо хоть в порох не попали…» — проносится в голове Синари.
Поняв, что второго залпа не будет, Палач выходит наружу. Самообладание, разрушенное дерзким нападением на главные корабли, возвращается, а штаны уже одолжили умеющие быть вежливыми и деликатными, когда нужно, жрецы.
— Трубача! — командует Палач.
Страх вытесняет ярость. Мерзавец прервал ночне развлечения, выставил на посмешище и ушел? Он заплатит за все, и даже больше. А потом флот под покровом ночи подойдет к стенам города почти вплотную и ударит изо всех орудий. Тысячи ядер, даже без помощи магов, разнесут любые стены: у моря они куда слабее. На руины высадится десант — и к утру в Эрхавене будет он, Шаббаат, а не Зосима, Ксандеф или Мелхиседек! Если это — не знак избранности, то что?
— Мой адмирал, по вашему приказанию прибыл! — по-уставному рапортует горнист.
— Труби «Всем — полный вперед». Пусть преследуют галеру и потопят любой ценой. Экипаж корабля, отправивший мерзавца на корм рыбам, немедленно получит жалование в троекратном размере. Если упустят — упустят, соответственно, и обычное жалование. Затем — к Рыбачьим воротам. Разбить ворота, стены и высадить десант. Ясно?
— Да, мой адмирал.
— Труби!
Над залитым чернильным мраком морем разливается громкий и чистый звук горна. Его подхватывают на соседних кораблях, команда летит дальше, приводя флотилию в движение. Палач с гордостью оглядывает тонущий во мгле строй кораблей: кажется, их не меньше тысячи. Сперва потопят проклятую лоханку, на которой какой-то ублюдок осмелился бросить этакой силище вызов, потом пройдут, не встречая сопротивления, до самого Эрхавена и к утру с давним соперником будет покончено. А уж летописцы не пожалеют чернил, расписывая «торжество исторической справедливости». И правильно, ведь когда-то, пусть и недолго, Эрхавен правил не только всем Семиградьем, но и Марлинной, а потом пришел Ахав, и все стало наоборот…
— Мой адмирал, — раздается голос Старшего Убийцы, того самого, чьи штаны надел Шаббаат. — Он явно заманивает нас в ловушку. Атаковать нельзя. Прикажите развернуть флот и взять курс на Рыбачий.