Отсюда и результат: по храмовым праздникам и Аэлле, и Сати Наставница доверяла исполнять священные танцы, правда, пока не самые сложные. А ему вот остается идти на место бывшего поселения рыбаков (которых по повелению Элрика после восстания переселили в оставшиеся от сторонников Дюранда дома), чтобы не путаться под ногами у тех, кто может…
Печальные размышления Тетрика прерывают самым невежливым образом: прямо за шиворот хлынуло изрядное количество холодной воды. Над морем разносится звонкий смех.
Как ошпаренный, Тетрик оборачивается… чтобы оказаться лицом к лицу с Аэллой, ужасно довольной, что очередная выходка удалась. До войны она училась у Амелии, но после гибели Лимны Амелию избрали Верховной жрицей, а Верховной иметь учениц не позволяется. Это понятно: Верховная жрица, посредница между всеми людьми и богиней, не может кому-то отдавать предпочтение. Она в ответе одинаково за всех.
Потому Верховная, вступая в должность, испокон веков отказывалась от обязанностей Наставницы и поручала дальнейшее воспитание учениц тем, кому больше всего доверяла. Для любого жреца или жрицы Храма не было чести выше, чем стать преемником Верховной в этом деле…
Когда-то, узнав, что Налини будет учить не только его, но и учениц Амелии, той самой, которая отказалась взять в ученицы его сестру, Тетрик пришел в ужас. Оказалось, все не так страшно, соученицы оказались совсем не злыми. Даже удивительно, как они мирно уживались с прежней, довоенной Амелией.
Младшей, Сати, сравнялось двадцать лет. Дочь купца-пуладжа, чей род уже почти век живет в Эрхавене, оставив почитаемый у горцев разбой. Когда дочери исполнилось восемь лет, отец решил отдать девочку в Храм, благо она была не против и оказалась способной ученицей. Прошло несколько лет, и пятнадцатилетняя Сати впервые вышла на храмовое крыльцо теплым и ласковым весенним днем. Порой казалось, что она создана для танцев самой богиней… Только одно настораживает Тетрика — суетное тщеславие и стремление стать самой главной любой ценой, да еще самомнение: любую шутку в свой адрес она считает чуть ли не оскорблением.
Поэтому, как ни странно, более теплые отношения сложились со старшей ученицей, Аэллой. Ей уже за тридцать, но… Бывают люди, которые в любом возрасте в душе остаются мальчишками (или, соответственно, девчонками). Ее рыжая коса, заплетенная по всем канонам Храма, чуть ли не в руку толщиной и опускающаяся ниже пояса, лукавые зеленые глаза и пухлые, яркие губы, словно специально созданные благой Исминой для поцелуев, как магнитом притягирвают взгляды. Пожалуй, ей идет даже небольшая полнота (плод любви к пирушкам и пиву) — когда Аэ танцует, ее все равно никто не замечает… Аэ прекрасна — но не как те, кого сравнивают с холодными и недоступно-высокими звездами. Красавицей ее делает ласковая, немного лукавая улыбка, озорной взгляд больших, выразительных глаз, звонкий, заразительный смех. И, конечно, умение сострадать, ободрять и помогать, кому трудно.
Конечно, разница в возрасте дает о себе знать. Тетрик едва ли решился бы последовать примеру Раймона, она — наверное, тоже, но дружбе ничего не мешает.
Аэлла — особа насмешливая и немного лукавая, она не упустит случая подшутить. Но совсем не обидно, и не обижалается на ответные шуточки Тетрика, которые тоже пару раз удавались. Не отказывает себе Аэ и в простых удовольствиях вроде прогулок по городу и вина, в Эрхавене на редкость дешевое и вкусное, считая его лучшим, чем эрхавенские вина, способом развеселиться. Впрочем, больше всего она любит танцевать, причем интересуте ее танец как таковой, а вовсе не слава или богатство, сопутствующие таким прекрасным танцовщицам, как она. И что особенно ценит Тетрик, — она никогда не отказывается помочь, объяснить, причем делает это удивительно доходчиво. При таких талантах, конечно, находятся у нее и поклонники, но никто ей пока не приглянулся…
— Попался, великий танцор кантхи? — ехидно спрашивает Аэлла, отряхивая воду с ладоней. «Не поленилась же зачерпнуть ладонями в волне прибоя почти ледяной воды, лишь бы мне за шиворот выплеснуть!» — удивленно думает Тетрик.
— Аэ, не издевайся! — возмущается он, но осознает, насколько глупо выглядит, и его губы трогает невольная улыбка.
— А я не издеваюсь, — отвечает танцовщица, усмехнувшись. — Пока ты не поймешь, что, когда звучит музыка, в мире нет ничего, кроме тебя и Танца, не сможешь полностью отдаться ему, ты и будешь над каждым движением потеть. Сколько раз тебе Наставница и я говорили: главное — не бойся, а так ты все можешь, если захочешь… Впрочем, я пришла не за этим.
— А зачем?
— Забыл? — брови женщины взлетели вверх. — Сегодня праздник проводов зимы! Наставница впервые разрешила нам танцевать в этот день…
— Не всем, — перебил ее Тетрик. Аэлла, конечно, сказала не со зла, но сейчас ее слова упали солью на рану.
— Ничего, когда-нибудь и ты выйдешь на это крылечко, — ответила она. — При определенном упорстве, думаю, сможешь. Если и не сможешь — не велика беда: мир — это же не только храмовое крыльцо. И везде можно плясать.