Оказывается, думаю я вслух. Потому что Крейтон отвечает:
— Посмотри, как твое заклятие. Если мертво, значит, они его использовали и уже у Врат.
Я послушно посылаю дозорное заклятие. До места, где еще оставался Черный Лед, несколько десятков копий, не больше. Тщетно — кажется, из меня снова вывернули нутро. Заклятье уничтожено. Но кем — группой Аэллы, жрецами Кириннотара или вовсе пришельцами — сказать нельзя.
— Заклятья больше нет, — говорю Крейтону. — Что будем делать?
— Пойдем на Землю Ночи, Левдаст. Что еще остается? Если те, кто уничтожили Тварей, похитили наших, их повезут туда. А если они воспользовались заклятьем — все равно они там. Есть смысл продолжить путь, как шли. Давай соберем, что сможем унести — и вперед.
Мы сносим мешки в одно место, когда сквозь вой пурги прорывается еще один звук. Задираю голову, пытаясь что-то рассмотреть в мутной мгле. И вовремя: нарезая широченные круги, вниз медленно планирует диковинный аппарат, какой ни мне, ни Воителю видеть не доводилось. Больше всего он напоминает стрекозу, если можно представить себе стрекозу лишь немногим мельче дракона. Внизу подвешены какие-то ящики. Наверное, именно в них находится чудо-оружие, испепелившее Тварей Ночи.
Таинственная машина летит со странным то ли клекотом, то ли скрежетом, вскоре превратившимся почти в рев.
Наконец, проскрежетав по закопченной земле железными полозьями, шагах в пятидесяти от нас таинственный аппарат замирает. Бортик откидывается, и наружу выходит человек, которого я ожидал тут увидеть меньше всего.
Широкой и в то же время изящной походкой, выдающей храмовую танцовщицу, ко мне идет сто двадцать какая-то там Верховная жрица Исмины, Амелия.
— Вот мы и встретились вновь, Палач Лиангхара, — в лучших традициях рыцарских романов (они у меня с детства вызывают приступы сарказма и похабные шуточки) заявляет онаЕще четверть часа назад недостижимая мечта становится явью. Я обнимаю женщину и целую теплые, мягкие, самые сладкие на свете, губы. Амелия в долгу не остается.
— Амме, нужно попасть к Вратам, и срочно. Может быть, Аэллу и Неккару похитили.
— А Сати?
Вспомнилась же ей эта сволочь!
— Сати, возможно, предала. Нужно выручать девчонок, и как можно скорее.
— Ты уверен насчет измены?
— Абсолютно.
— Она под надежной охраной. Там Леонтино из Храма Лаэя, Джованни от Храма Элисара, моя подчиненная Ками и Миллимет — тот самый, ствангарец.
— И жрецы Кириннотара… Амме, нас что, прилетели спасать главы всех Храмов? — не удерживаюсь от саркастической усмешки.
— Зря смеешься, так и есть. Храмы больше не враждуют, Левдаст. Правда, Храма Амриты больше нет.
Ну и вести! Похоже, мы отстали от жизни. И вернемся в совсем другой Мир — если, конечно, вернемся.
— Там, дальше, Нек и Аэлла, — подает голос Крейтон. — Они сейчас важнее всего, старейшая — в пути объясню. Можете уговорить хозяев летуна?
— Пожалуй, сможет, — раздается голос, от которого разом заныли все шрамы, полученные в схватке на острове Убывающей Луны. Высший Палач Лиангхара, он же король, он же много кто еще, Мелхиседек Атарг. — И не надо так трястись, Палач Лиангхара. Я проверил письмо, и понял, что в твоих действиях не было преступления против Владыки. Зосима уже состряпал дело о твоей измене, но о категории «алеф» может забыть. Что до твоего участия в войне на стороне Эрхавена, суд решит это по результатам штурма Врат. Твоя помощь станет смягчающим обстоятельством.
— Вы так любезны, Высший Палач, — не удерживаюсь, подкалываю короля. — У меня ведь больше нет дома…
— Хватит паясничать, — Мелх дергает щекой. — Эккерхард ждет.
— Значит, тут все главы Храмов?
— Не все. Фредегар изувечен, и воевать уже не сможет, от Храма Амриты осталась одна жрица. Воитель нам пригодится, спасибо и за его пушечное мясо.
— Я еще не сказал, что буду помогать, — хмурится Крейтон. Еще бы — немногие рискнут так обращаться к Воителю Аргелеба. Но Высший Палач Лиангхара — рискнет.
— Куда ты денешься, дорогой? — парирует король. — Поможешь, как миленький. Или увидишь, как твой разлюбезный Аргелеб со всем этим мирком отправится в небытие. Все, время дорого. Отставить болтовню, полетели.
Сани несутся по заснеженной равнине, полозья с шипением рассекают снег, он веером разлетается на поворотах. Мы подскакивают на ухабах, пару раз сани едва не переворачиваются. На собак жалко смотреть — они держатся из последних сил, только на страхе перед настигающей смертью.
— Они все ближе! — кричит Аэлла, выпуская из-за мешков еще один болт в «единорога». Зверюга жутко, почти по-человечески кричит и грохается оземь. Миг — и «единорог» исчезает под лапами и копытами. — Поднажми!
— Не могу! Собаки итак еле держатся!
…В первый миг Аэ не понимает, какая сила их подбрасывает, швыряет, как камень из пращи, из саней. Несмотря на снег, удар о землю вышибает из груди воздух, обе кубарем катятся по снегу. Сознание Аэллы на миг исчезает. Разлетаются во все стороны мешки с едой, боеприпасами, бинтами и снадобьями, трещат, ломаясь и опрокидываясь, сани, поскуливая от ужаса, разбегаются собаки.