"Сила молитвы" и другие рассказы

Я обмотал ногу байковой портянкой, прошелся взад-вперед. Замечательно, ничего не болит! Я не мог поверить своим ощущениям. Боялся сказать Коле. Тем более что через полчаса боль вернулась, а еще через час вновь сделалась невыносимой.

Среди ночи я проснулся и снова помазал ногу. И повторилось то же самое. Только бурление на сей раз было не такое бойкое. Боль прошла, я лег и постарался уснуть, пока нога снова не разболелась.

Проснувшись рано утром, я почти не испытывал боли, но все равно еще раз помазал пятку. Теперь почти никакого шампанского и нарзана. Просто стало еще легче.

Мне нравилось по утрам провожать сына в школу. Мы всегда беседовали о чем-нибудь интересном и приятном. В среду, на третьи сутки после нашего с ним возвращения из Крыма, мы вышли из дома, и я сказал:

— Николаша, хочешь, я покажу тебе чудо?

— Какое?

— А вот смотри!

Я лихо пробежал сто метров вперед и так же бегом вернулся.

— И где же чудо?

— Ну здрасьте-мордасьте! А несколько дней назад…

— Ух ты, точняк!

— Видал?

— Видал…

Некоторое время мы шли молча. Наконец Коля остановился, посмотрел на меня и сказал:

— Ну а ты как хотел? Это ж святой.

Дедов крест

Мой дед по материнской линии, Тимофей Степанович Кондратов, родился в многодетной крестьянской семье на Смоленщине, в ныне не существующем селе Высоцком Вяземского района, на границе с Сафоновским районом. Это — рядом с Изъяловым, Никулиным, Старым Селом, Богородицким, Артемовым, Черным, в среднем течении речки Вязьмы, правого притока Днепра. Крестили его в день апостола Тимофея — 22 января по старому стилю. У деда было четверо братьев: Арсений, Павел, Степан и Иван, — и сестра Евгения. Отец — Степан Семенович, мать — Анастасия Васильевна. Крепкая крестьянская семья, которую ветер революции разбросал по стране.

В 1915 году моего деда призвали на войну; он воевал на германском фронте, в рукопашном бою уложил немца, вел себя храбро и потерял мизинец и безымянный палец на правой руке, заслоняясь от вражеского штыка винтовкой. В приказе о награждении его солдатским знаком отличия ордена Святого Георгия сказано: «За доблесть в бою и умелое спасение жизни солдата Российской империи». Имелась в виду его собственная жизнь.

Моя бабушка, Клавдия Федоровна, в девичестве Карпушова, родилась в тех же местах, что и дед, и тоже в многодетной крестьянской семье. У нее было шесть сестер и один брат. За деда моя бабка вышла в возрасте шестнадцати лет вскоре после Рождества Христова 1919 года. А Тимофею Степановичу тогда исполнилось двадцать четыре. В первые годы дети у них рождались мертвые. Бабушка сваливала вину на свекровь, заставлявшую ее слишком много работать. Еще она как-то призналась мне, что, будучи девушкой, мечтала о старшем брате Кондрашовых — Арсении, а вышла за Тимофея после того, как Арсений женился на ее дальней родственнице Полине. Попав в дом мужа, она поначалу много плакала, вспоминая родной дом, своих добрых родителей, Федора и Ольгу.

В 1922 году мои дед и бабка стали жить своим домом, и через год у них благополучно родился первенец — Федор Тимофеевич. Затем, в 1928-м, появился на свет мой будущий крестный — дядя Саша, Александр Тимофеевич. А еще через три года родилась моя мама, Нина Тимофеевна.

В 1930-е годы пришла коллективизация, а мой дед был ее ярым противником, потому что в его работящей семье все ладилось, жили с достатком, даже на окнах были разноцветные стекла — синие и красные уголки. Имели трех лошадей, трех коров, множество другой скотины и птицы. Богач, противник колхозов да еще и герой империалистической войны, кавалер ордена Святого Георгия… Над моим дедом нависли тучи. Местная большевизия вот-вот должна была его раскулачить и отправить с семьей в Сибирь. По совету своего старшего брата Арсения, служившего в рязанской ЧК, он даже свой Георгиевский крест закопал в укромном месте на огороде, когда пустили слух, что всех, у кого таковые найдутся, будут на месте расстреливать. Потом, спустя годы, он приедет, будет искать, где подарил земле свою награду, да так и не найдет, а бабушка, получившая в годы Великой Отечественной две медали, будет дразнить его:

— Мои-то вот они, а твой-то крест где, Тимох? А, Тимох!

— У Арсения спроси, — угрюмо отвечал дед.

В 1937 году под угрозой раскулачивания Тимофей Степанович с женой и тремя детьми перебрался в Москву. Своего угла у них не было больше года. Брат деда служил в московской милиции и договорился, чтобы их пускали ночевать в одну коммунальную квартиру, где было две ванные комнаты. В одной из этих ванных они и ночевали, а днем оставались без жилья, то есть, по нынешним понятиям, бомжевали. Бабушка устроилась уборщицей в отделение милиции, а дед — в Метрострой, от которого получил наконец собственное жилье — комнату в бараке.

В 1941 году пропал без вести в Вяземском котле их старший сын Федя, дед голодал в резервных войсках, а бабка рыла окопы на подступах к Москве. После войны семья еще долго ютилась в метростроевском бараке, в котором и я появился на свет ровно за два года до полета Гагарина в космос.