На этот раз хлынувшая в его горло жидкость была огненно-жгучей. Острый приступ боли скрутил лейтенанта, сознание милостиво отключилось, спасая его от накатывающегося безумия. Но главное он успел понять, перед тем как провалиться в чёрное небытие: лучше бы ему напороться на тот сук не голенью, а грудью, животом, даже пахом – ведь страдания жужелицы, издыхающей на кончике булавки, не могли быть хуже того, что ожидает его в ближайшем будущем.
– Глянь, какая штука!
Сёмка поднял цилиндрик и нажал на завиток узора, выступающий на гладкой поверхности. Один конец цилиндрика засветился – не за стеклом, как язычок коптящего пламени в переносной лампе, а сам по себе, словно извлечённая из костра головешка. Но в отличие от неё, свет, испускаемый цилиндриком, не распространялся во все стороны, а принял форму луча. Луч этот упёрся в стену подземелья – капли влаги поблёскивали в гнилостно-зелёном свечении.
– Дай-ка позырить…
В длину диковинный цилиндрик был дюймов пять и не меньше дюйма в толщину. Он оказался неожиданно тяжёлым – ладонь качнулась вниз, словно цилиндрик был отлит из свинца. Но это был, конечно, не свинец – тёмно-серая поверхность, отсвечивала, словно полированная, а при попытке поцарапать её кончиком ножа, на металле не осталось следа.
– Ты чего творишь, испортишь!? – мальчик выхватил находку из рук приятеля. – Испортишь. А мне его ещё возвращать!
– Да ничего с ним не сделается, видел, какой твёрдый? – Витька неохотно расстался с предметом исследований. – Где ты его взял, у фройляйн Елены стащил?
– Мессир Фламберг дал. – похвастал Сёмка. – Как узнал, что мы собираемся лезть в дальние ходы – так и дал. Сказал, что пригодится, если керосин в лампе закончится. Только просил вернуть, когда назад придём – штуковина-то эта не его, она из здешних находок, шибко ценная. Говорит – она не только светить может, а ещё для чего-то предназначена. Только он ещё не разобрался – для чего…
Витька кивнул. Они уже который день помогали фройляйн Елене обшаривать подземелья древнего города. К этому увлекательнейшему занятию их допустили при условии: всё, что будет найдено, любая мелочь, должно быть сдано для последующего описания и исследования. Исследовать же найденное – предполагалось как-нибудь потом, а пока все участники «раскопок» старательно наполняли ящики предметами, назначение большинства которых было не понятно никому.
Сегодня находок было немного. Несколько непонятных предметов из того же загадочного металла, что и «фонарик» (так Витька определил для себя светящийся цилиндрик), полдюжины пластин из матового чёрного то ли стекла, то ли полупрозрачного камня, сплошь покрытых непонятными письменами и узорами. И, конечно, главная находка – длинный обоюдоострый нож из голубого инрийского вулканического стекла, ритуальный клинок инрийского пилота-наездника боевых инсектов. Оба отчаянно мечтали заполучить такой для себя, особенно, когда узнали, что инрийские клинки не нуждаются в заточке и со временем становятся только острее. Да и внешне нож был прекрасен жуткой, смертоносной красотой – хищный лезвия завораживал, рукоятка из незнакомого чёрного металла приятно холодила ладонь – казалось, тепло человеческой руки не в состоянии нагреть его, сколько не сжимай. Навершием служил плоский чёрный с тускло-багровыми прожилками матовый камень, на котором был глубоко прорезан незнакомый узор.
К сожалению, клинок достался им без ножен – ребята извлекли его из кучи тряпья и костей, которую после некоторых колебаний определили, как останки давным-давно истлевшего трупа инрийского воина. Ещё неделю назад они ни за какие коврижки не прикоснулись бы к ним – но за это время им пришлось разгрести здесь, в подземельях не одну подобную кучу, так что острота впечатлений несколько притупилась.
– Поесть бы… – вздохнул Сёмка. – С самого утра не жрамши, кишки слипаются от голода!
Витька покопался в карманах и достал ржаной сухарь. Такие, размером с ладонь взрослого человека, входили в армейские пайки. Сёмка схватил сухарь, с усилием переломил и стал грызть свою половину. Получалось не очень – даже крепким мальчишеским зубам было непросто справиться с этим деликатесом, консистенцией напоминающим обожжённый кирпич.
– Водички не осталось? – Сёмка достал флягу, поболтал руке. Сосуд не отозвался ни плеском, ни бульканьем.
– Вот ведь, нету ничего…
Витька покосился на влажную стену и торопливо отвёл взгляд. Нет уж, лучше потерпит, чем слизывать с камня капли, похожие в свете «фонарика», на капельки зелёного яда. Но приятель прав: пить действительно хочется. Они с самого утра обшаривали тоннели, до которых не добрались пока матросы под предводительством профессорской дочки, и вода во фляге давно закончилась…
Ребята сгрызли свои половинки сухарей. Голод немного отпустил, но пить захотелось ещё сильнее.
– Может, вернёмся? – предложил Сёмка, облизывая засохшие губы. – А завтра прямо с этого места и начнём?