Сила ненависти

В холодильнике было достаточно продуктов, чтобы накормить все здание, я сам пополнил запасы, уточнив у кухарки в доме Аттвудов перечень допустимых продуктов для Оливии. Мне не нравилась мысль, что она окажется голодной только потому, что не найдет нужный ингредиент для своего блюда. Но реальность оказалась хуже любых опасений, стоило мне открыть холодильник.

На прямоугольной тарелке в центре стеклянной полки, ничем не прикрытый, лежал надкусанный сэндвич. Точнее, то, что, по-видимому, должно было им быть. Листья салата, половинка помидора и какой-то желто-зеленый соус, вытекающий из центра конструкции, состоящей из двух криво отрезанных кусков хлеба. Я вынул тарелку, разглядывая этот шедевр, и запах брокколи ударил прямо в нос.

– Что за…

Взяв со столешницы крышку для микроволновой печи, накрыл недоеденную еду моей странной невесты и принялся вытаскивать ингредиенты для ужина, прикидывая в голове варианты блюд, не включающие мясо и прочие табуированные веганами продукты. Где-то в середине готовки остановился и вздрогнул от осознания, что занимаюсь совершенно иррациональной ерундой, но зазвонивший телефон прервал мои метания.

Увидев на экране имя отца, пожалел, что не заблокировал его номер много лет назад.

– Чего тебе? – с ходу спросил я, включая громкую связь и откладывая телефон на столешницу, чтобы помешать овощи в сковороде.

– Ты добился какого-нибудь прогресса? – ровным тоном спросил он.

– Конечно, Карсон, почему бы нам не встретиться через двадцать минут, чтобы я передал тебе акции. Кстати, какой бант ты предпочитаешь? Я бы перевязал синим, но не уверен, что у меня найдется лента нужного цвета. Ты не повисишь, я проверю?

– Очень остроумно.

– Прошло две недели, о чем, черт возьми, ты спрашиваешь? – огрызнулся я.

– Гордон хочет устроить ужин для узкого круга. Он не уверен, что его дочь в надежных руках, а мне не нужны его подозрения.

Я стиснул челюсти.

– Что ж, его потеря. Гордон может катиться к черту после того, как буквально продал собственного ребенка и поставил на первое место компанию.

Тишина на линии заставила проверить, не отключился ли мой собеседник. Но секунды на экране все еще шли.

– Складывается ощущение, что ты более пристрастен, чем раньше. Как бы там ни было, я жду от тебя действий. Не стоит тянуть с тем, о чем мы договаривались, – наконец сказал он. Я слышал, как на том конце провода зашуршали бумаги, затем раздался звон стекла и звук наливаемой жидкости. Мое собственное горло пересохло, я отключил плиту, направляясь в сторону своей комнаты.

– У меня в запасе полно времени, – холодно проговорил, роясь в кармане вчерашних джинсов, оставленных на кресле. Разговоры с отцом выводили из себя, и теперь, когда он жил ближе, чем хотелось бы, я постоянно был вынужден цепляться за контроль, неуклонно соскальзывая в пропасть. – Так что прекрати названивать мне и займись своей жизнью.

Я повесил трубку, неуверенный, о какой вообще жизни говорил. С того дня, как мамы не стало, Карсон будто умер внутри, оставив свою пустую оболочку на растерзание демонам, что поглотили остатки его разлагающейся души.

Закинув в рот таблетку, я пересчитал остатки, ругаясь про себя. Врач, что выписал мне этот рецепт, вряд ли оценит то, как скоро я опустошил пузырек. Доктор Коллинз отказывалась даже смотреть в мою сторону, стоило намекнуть о любых успокоительных и противотревожных препаратах. Зато вдоволь пичкала историями о том, что все это возможно решить без таблеток, но глупая женщина и понятия не имела, как невыносимо долго тянулись минуты в потоке мыслей, забивающих мою голову ежедневно.

Единственным временем помимо трипов, когда я мог не думать о прошлом, были короткие периоды перепалок с Оливией и наши нелепые бытовые взаимодействия. Это открытие пугало и одновременно с тем делало меня безоружным перед желанием снова найти ее в недрах квартиры и вывести на диалог. Но малышка Аттвуд избегала моего общества, что отрезвляло после стольких лет терроризирования моей психики, и похоже, что помимо этого она что-то скрывала.

Я проглотил ксанакс, лег на кровать и закрыл глаза сгибом локтя. Хотелось подняться, отправиться в ее комнату и распотрошить ту загадочную коробку. Найду ли я внутри какие-нибудь старые записи с ее танцевальных выступлений или что-то из безвкусной одежды, которую у нее не поднималась рука выбросить? А может быть, там голова ее бывшего? Что, если у нее кто-то есть и сейчас? От этой мысли мой живот предательски сжался. В тот вечер в ее комнате я спросил, есть ли у нее парень, и она ответила отрицательно, но вдруг потеряла ко мне интерес, потому что влюбилась в кого-то другого.

Знаете, каково это – больше не чувствовать себя центром ее вселенной? На самом деле паршиво, мне больше нравилось, когда кто-то смотрел на меня с неподдельным обожанием и внимательно слушал, после делясь чем-то своим… Я снова хотел почувствовать себя нужным, и после ухода Дэма осознал, что единственным человеком, который бескорыстно впитывал каждую часть меня, всегда была Оливия.

Это всегда была она.