Всё астероидное поле пришло в движение, а невообразимая по мощи зелёная взрывная волна, в считанные мгновения настигла нас, с безумной силой ударила в спину и наплевав на отчаянные усилия пилота подхватила как пушинку, несколько раз перевернула вверх тормашками и со всего размаху шарахнула о край ближайшего астероида. Кажется, в этот момент я даже ненадолго потерял сознание, столь силён был удар.
Будто бильярдный шар отлетаем в сторону, неконтролируемо вращаясь и продолжая то и дело натыкаться на встречные препятствия. Снова и снова. И снова… Через какое-то время разрушительный импульс выдыхается и измочаленный мех беспомощно зависает в пространстве.
Во рту солёный вкус крови, голова адски шумит, всё тело изнывает от нечеловеческой усталости, но откровенно болевых ощущений нет. Хотя это ещё ничего не значит. Как известно шок от происходящего запросто может маскировать самые серьёзные травмы, включая не только переломы и внутренние повреждения, но и даже потерю конечностей.
Шепчу чуть слышно:
— Мишель… — не дождавшись ответа, с тревогой повторяю. — Мишель?
— Жива… — получаю лаконичный ответ крайне обессиленным голосом.
Сразу две хорошие новости — супруга в строю, а нейроинтерфейс по-прежнему функционирует. Значит ещё побарахтаемся. В дальнейшие расспросы не лезу, ведь в нашей ситуации лучшая забота о партнёре не слова утешения, а реальные дела. Например, обеспечение возможности дальнейшего выживания. Игнорируя мерзкое полуобморочное состояние, посылаю ментальную команду и провожу всеобъемлющую диагностику.
Множественные повреждения псевдоорганической брони, разрывы большого количества силовых контуров, потеря значительной части внешних датчиков и навесного оборудования, некоторые системы не откликается вовсе, и совершенно не понятно, в каком они состоянии. Даже конструктивная целостность кабины нарушена, во что мозг и уязвлённая гордость разработчика категорически отказываются поверить.
Распределяю обязанности и прошу Мишель подключиться к инопланетной навигации, а сам принимаюсь за активацию «God ’mode». В смысле, открыв служебную консоль, вручную ввожу особые коды разработчика, дающие неограниченный доступ ко всем системам меха.
— Вижу три корабля противника из четырёх, минимальная энергетическая активность присутствует лишь на одном, — тем временем докладывает супруга.
— Мы их знатно потрепали. Ха-ха, — пытаюсь засмеяться, но тут же захожусь болезненным кашлем. С трудом отдышавшись, продолжаю. — Правда бой ещё не закончен, и очевидно победит в нём тот, кто сможет быстрее вернуть себе боеспособность.
— Справишься?
— Пока не знаю, — честно признаюсь.
Как упоминал ранее, при проектировании мною был использован принцип сверхнадёжности, и мех оборудован множеством дублирующих систем. Поэтому уверен, несмотря на крайнюю плачевность состояния нашего механического жеребца, если найти возможность пустить сигнал в обход повреждённых участков, то появится реальный шанс снова встать в строй и довершить начатое.
Работа предстоит кропотливая, требующая развитого пространственного мышления и глубокого знания схемотехники, но мне всегда нравились подобные творческие вызовы. Чем сложнее, тем интереснее.
Однако сразу приняться за восстановление не удаётся. Сначала Мишель насильно вытаскивает меня из кресла и игнорируя вялые протесты, тщательно осматривает на предмет травм и ранений. Затем, убедившись, что я по большей части цел, заставляет плотно перекусить, сдобрив изрядно надоевший космический рацион бородатой шуткой: «война войной, а обед по расписанию».
Покончив с лирикой, отправляю Мишель наружу, для оценки и ремонта внешних повреждений, а сам подключаюсь обратно к нейроинтерфейсу, дабы нырнуть в бездонные и крайне запутанные виртуальные потроха меха.
Для реанимации нашего защитника понадобились бесконечные восемь часов и одиннадцать минут. К счастью, необходимая полная концентрация на интеллектуальной сверхзадаче избавила от страхов за нашу участь, а иначе я бы скорее всего рехнулся, ожидая всё это время прилёта даргов и неминуемой смерти.