Сила шести

— Ключи в номере! — крикнула Катарина. Она смотрела на меня своими огромными обезумевшими глазами. Она была в панике. Мы обе паниковали. Я выпрыгнула из машины и побежала в номер за ключами. В тот раз мы сумели ускользнуть только благодаря тем техасским мужчинам. Они спасли нам жизнь. Когда я вернулась с ключами, один из техасцев целился в могадорца из ружья.

Не знаю, что случилось потом, потому что Катарина поехала на всей скорости, и мы не оглядывались назад. Мы спрятали Ларец через несколько недель, прямо перед тем, как они нас окончательно настигли.

— А Ларцы первых трех уже у них? — спрашивает Сэм.

— Уверена, что да, но какой от них прок? В ту же секунду, как мы умираем, Ларец сам открывается, и все, что находится внутри, становится бесполезным, — говорит она, и я киваю, потому что тоже об этом знаю из разговоров с Генри.

— Предметы не только теряют всякую ценность, — добавляю я, — но и полностью разрушаются, как могадорцы, когда их убивают.

— Клево, — говорит Сэм.

Тут я вспоминаю записку, которую нашел, когда спасал Генри в Атенсе, штат Огайо.

— Те парни, к которым пошел Генри, которые издавали «Они ходят среди нас…»

— Да?

— У них был информатор, который, похоже, захватил одного могадорца и пытал его, выведывая информацию. Он вроде бы узнал, что следы Седьмого ведут в Испанию, а Девятый находится где-то в Южной Америке.

Шестая на секунду задумывается. Она кусает губу и смотрит в зеркало заднего вида.

— Я точно знаю, что Седьмая — девушка. Я помню это из путешествия на корабле.

В ту секунду, когда эти слова слетают с ее губ, сзади нас раздается рев сирены.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Снегопад прекращается вечером в субботу. В воздухе разносится звук лопат, скребущих по асфальту. Из окна я вижу силуэты жителей, которые отбрасывают снег, расчищая себе дорожки, чтобы утром пойти по обязательным воскресным делам. От этой совместной вечерней работы, когда все заняты одним и тем же делом, возникает ощущение спокойствия, и я бы хотела оказаться среди них. Потом звонит колокол, возвещая отход ко сну. Все четырнадцать девочек в комнате за минуту укладываются в кровати, и свет выключается.

В ту же секунду, как я закрываю глаза, начинается сон. Теплым летним днем я стою на цветном поле. Вдалеке справа на фоне заката видна ломаная линия горной гряды, слева раскинулось море. Из ниоткуда появляется девушка, одетая в черное. У нее черные с отливом волосы и яркие серые глаза, жесткая и в то же время приятная улыбка. Нас только двое. Потом позади меня происходит какой-то катаклизм, как будто начинается землетрясение, и земля раскалывается, по ней идут трещины. Я не оглядываюсь посмотреть, что на самом деле происходит. Девушка поднимает руку и протягивает ее мне, ее глаза неотрывно смотрят в мои. Я тянусь рукой к ее руке. Мои глаза открываются.

В окна льется свет. Хотя кажется, что прошло всего несколько минут, на самом деле прошла вся ночь. Я стряхиваю с себя сон. Воскресенье — день отдыха, но по иронии для нас это самый загруженный день недели, начинающийся с длинной мессы.

Принято считать, что по воскресеньям большая толпа собирается по причине глубокой религиозности, но на самом деле люди приходят из-за El Fest'in — большого обеда, который устраивается после мессы. Все мы, живущие в монастыре, должны его обслуживать. Мое место — у стойки в кафетерии. Мы освобождаемся только после обеда. Если повезет, мы закончим к четырем и до захода солнца будем свободны. В это время года солнце садится вскоре после шести.

Мы спешим принять душ, быстро чистим зубы, причесываемся и наряжаемся в свою лучшую воскресную одежду — она у всех одинаковая, черно-белая, и оставляет открытыми только ладони и головы. Когда большинство девушек ушли, в комнату входит Аделина. Она встает передо мной и поправляет мне воротник рубашки. От этого я чувствую себя маленькой девочкой. Я слышу, как толпа заполняет церковь. Аделина молчит. Я тоже. Я смотрю на проблески седины в ее темно-рыжих волосах, которую раньше не замечала. У ее глаз и у рта появились морщины. Ей сорок два года, но выглядит она на десять лет старше.

— Мне приснилась девушка с черными волосами и серыми глазами, которая протянула мне руку, — говорю я, нарушая молчание. — Она хотела, чтобы я взяла ее за руку.

— О'кей, — говорит она, не вполне понимая, зачем я ей это рассказываю.

— Как ты думаешь, могла это быть одна из нас?

Она расправляет последнюю складку на воротнике.

— Я думаю, что тебе не стоит слишком увлекаться толкованием снов.

Мне хочется с ней поспорить, но я не знаю, что сказать. Поэтому я только роняю:

— Это казалось реальным.

— Со снами так бывает.

— Но ты когда-то давно говорила, что на Лориен мы иногда могли общаться между собой на больших расстояниях друг от друга.

— Да, а после этого я рассказывала тебе о волке, который мог сдувать дома, и о гусыне, которая высиживала золотые яйца.

— Но это были сказки.

— Все это — одна большая сказка, Марина.

Я скриплю зубами.