Сила сильных

Каштан и Куст поднялись и приблизились вплотную к лежавшему оленю, У каждого была в одной руке гнутая палка, а в другой — прут с рыжими перьями на заднем конце. Стоящий олень помахал человечьей рукой, точно брызгал на них водою, потом потянулся и погладил каждого по щеке листом папоротника. Оба медленно склонились над лежащим на земле оленем, опустив руки вниз, а правые их локти подымались над спинами. Потом послышались щелчки: щелк! щелк! — и два прута впились оленю прямо в сердце. Люди наклонились, вытащили прутья, а олень даже не пошевелился. Сидящие мужчины хлопнули в ладони, опять и опять издавая звуки, напоминавшие плеск реки, так что утомленный Лок зевнул и облизал губы. Каштан и Куст все держали палки в руках. Олень затрубил, и люди наклонились так низко, что волосы их коснулись земли. Олень снова стал танцевать. Его пляска вызвала протяжные крики. Он приблизился, потом запрыгал под деревом и исчез с глаз, после чего крики смолкли. Позади, между деревом и рекой, олень взревел снова.

Туами и Пук быстро пересекли тропу, кинулись к терновнику и развели ветки в одном месте. Они стояли по разные стороны прохода, каждый тянул ветки к себе, и Лок увидел, что теперь глаза их закрыты. Каштан и Куст тихонько пробрались вперед, держа перед собой гнутые палки. Они двинулись через просвет, тихо исчезли в лесу, и тогда Туами и Пук выпустили ветви, которые сразу же прильнули друг к другу.

Солнце находилось уже так высоко, что олень, изготовленный Туами, издавал острый запах под мертвым деревом. Хвощ сидел на земле у ствола мертвого дерева и непрерывно дрожал. Мужчины стронулись с места нехотя и сонно, как люди, обессиленные продолжительной голодовкой. Старик вышел из-под мертвого дерева и заговорил с Туами. Теперь его волосы плотно облегали голову и на них плескались солнечные пятна. Затем он вышел вперед и посмотрел на оленя. Он вытянул ногу и начал разрывать землю вокруг оленьей туши. Олень не двигался и разрешил себя закопать. Через короткое время на земле не сохранилось ничего, кроме разноцветных пятен да головы с маленьким глазом. Туами повернулся, негромко произнося что-то про себя, подошел к одному из мешков, залез в него рукой и принялся искать. Он достал кусок кости, крепкий и узкий с одного конца наподобие зуба, а с другого округлый и гладкий. Затем он стал на колени, принялся тереть овальный конец камешком, и Лок услышал скрежет. Старик приблизился к Туами, ткнул пальцем в кость, громко расхохотался, потом показал, словно втыкает что-то себе в грудь. Туами склонил голову и, не останавливаясь, продолжал тереть. Старик показал на реку, затем на землю и долго говорил. Туами спрятал кость и камень за кожаную полосу, которая охватывала его поясницу, поднялся и пропал из виду.

Старик замолчал. Он с осторожностью опустился на мешок посреди прогалины. Оленья голова с маленьким глазом лежала у его ног.

Фа прошептала Локу на ухо:

— Он ушел быстро. Боится второго оленя.

И сразу же Лок увидел внутри себя оленя, который поднялся на задние ноги и трубил. Он согласно кивнул.

8

Фа пошевелилась с огромной осторожностью и снова замерла. Лок посмотрел на нее и увидел, как у нее между зубами показался розовый кончик языка. Молчание тесно объединило их, и на миг Лок увидел, как две Фа появились из одной, отдалились, и, чтобы объединить их, требовалась великая сила. Под пологом вьюнка жило множество крылатых тварей, которые тихонько пищали или же касались его тела, так что шкура часто вздрагивала. Тени среди солнечных полос и пятен поднимались и опускались до той поры, пока солнце не поднялось гораздо выше, чем раньше. Слова, которые он раньше слышал от Мала или старухи, вновь звучали в ушах при всяком видении и переплетались с голосами новых людей, так что в конце концов Лок почти не мог отличить одни от других. Вряд ли этот старик под деревом говорил голосом Мала о земле, где вечное лето, и солнце жжет горячо, как пламя, и плоды поспевают круглый год, и не может откос превратиться в такую, как эта, прогалину, где терновник, и лежат мешки из звериных шкур. Чувство, всегда воспринимавшееся, как что-то очень тягостное, нахлынуло и разлилось, как вода. Теперь Лок уже стал привыкать к этому ощущению.

Он ощутил боль в запястье. Открыв глаза, он с недоумением посмотрел вниз. Фа стискивала его руку, и пальцы ее впились в его шкуру. Потом до него отчетливо долетел писк нового человечка. Птичий разговор и пронзительный смех новых людей зазвучали громче и веселее, чем раньше, словно все они внезапно стали детьми. Фа снова обернулась к реке. Сначала солнце, и все сны наяву, и новые люди занимали Лока. Но тут новый человечек пискнул снова, так громко, что Лок сам повернулся следом за Фа и стал вглядываться в направлении реки.