Читаем Сила слабых - Женщины в истории России (XI-XIX вв.) полностью

Николай Николаевич, вспоминая потом детство, рассказывал о том, что ему на всю жизнь запомнился мужик с окровавленным лицом, стоявший перед его отцом. «А вы, сударь, не извольте драться,— говорил он,— мы теперь не рабы ваши, а вольные»[273]. Как-то отец беспощадно выпорол Колю за то, что тот украл с полки у его любимицы Верочки одну из стоявших там сахарных фигурок. Мать молчала. Она никогда не смела заступаться за провинившихся. Казалось бы, слабость характера, покорность? Но после ранней смерти мужа Екатерина Христофоровна сумела поднять на ноги детей, всем дать образование. Так же стоически, без напрасных рыданий и слез, провожала она впоследствии дочерей в Сибирь. Не перечила она и Николаю, когда тот бросил военную службу и отправился в Италию учиться, даже снабдила его деньгами. Боролась она, в сущности, только с одним Петром, пытаясь отклонить его от революционного пути, и выиграла эту борьбу. Сама того не подозревая, Екатерина Христофоровна сумела воспользоваться великим заветом мудрости, когда человек просит у всевышнего сил, чтобы изменить то, что он может изменить, мужества — чтобы вынести то, что переменить нельзя, и мудрости, чтобы отличить одно от другого.

Какую же силу и мужество нужно было иметь сестрам Фигнер, чтобы стать революционерками и пойти против порядков, в неколебимости которых никто не сомневался!


2

Предки Фигнеров были выходцами из Лифляндии. В последние дни своего царствования Павел I пожаловал Самуилу Самуиловичу Фигнеру потомственное дворянство[274]. Герой Отечественной войны 1812 года Александр Фигнер был его сыном, а Николай Фигнер, лесничий Казанской губернии, отец семейства, собравшегося в Петрограде в 1915 году, чтобы отметить возвращение Веры на родину, также приходился ему недальней родней. Поэтому, когда отмечался столетний юбилей войны 1812 года, певец Николай Николаевич Фигнер был приглашен на торжества как родственник знаменитого партизана.

Раннее свое детство Вера Николаевна, ее братья и сестры, как и полагается детям лесничего, провели в глухих лесах. Няня рассказывала девочкам страшные сказки, а когда отец уезжал в объезд на несколько дней, в сенях ставили заряженное ружье.

Как-то мать прочитала детям историю из старинного быта московских государей: все дворяне должны были привезти взрослых своих детей в Москву, а из них царь выбирал себе ту, что станет его невестой. Маленькая Вера размечталась, чтобы и ее повезли в Москву, когда царь захочет жениться, и не сомневалась, что выбор падет на нее. Она станет царицей и будет ходить в сверкающих брильянтах и рубинах. История замужества Соломонии Сабуровой заставила мечтать будущую революционерку о золотой короне.

В 1863 году одиннадцатилетнюю Веру отдали в Казанский Родионовский институт. Девочка была способной и очень самолюбивой. Замеченная в каких-то шалостях, Вера заняла однажды четвертое место, и это очень ее задело: «Преподаватели литературы, истории и географии так отличали меня от других, что я прекрасно понимала, что первое место должно принадлежать мне, и я решила вернуть его себе»[275]. Сознание своего первенства сопутствовало Вере и всю ее дальнейшую жизнь.

Она кончила институт первой ученицей, с «золотым шифром». Перед ней открывалась безмятежная, в ожидании счастливого замужества, послеинститутская жизнь. Родные сокрушались, что красивая девушка казалась пустоватой, хотя с увлечением поглощала современные журналы, которые в изобилии выписывала мать. Впоследствии, давая показания после ареста, Вера писала, что родные встретили ее так, «как будто я была совершенно изуродована институтским воспитанием, постоянно говорили, что я хорошенькая кукла, что я пуста, тщеславна, что я выйду замуж за старика-богача и т. п. Так как я была совершенно неиспорчена, то эти мнения оскорбляли меня чрезвычайно; часто я у себя в комнате плакала над вопросом: как мне сделаться хорошей? Я обратилась к книгам»[276]. Дядя любил поиздеваться над тем, сколько пудов ржи и овса навешено на ней в виде золотых сережек и прочих модных побрякушек. Вспоминал ли он потом свои упреки, когда Вера сидела в крепости?

Еще в институте Вера услышала имена Герцена и Писарева, но осталась тогда к ним равнодушна. Двигателем ее внутренней жизни была в эту пору безотчетная молодая энергия. Однако перспектива обычной женской жизни с ее повседневными, семейными обязанностями, погруженностью в быт мало увлекала ее. Однажды бывшая институтка Вера Фигнер узнала из журнала, что в Швейцарии в Цюрихе Надежда Суслова одной из первых русских женщин получила диплом доктора медицины. Суслова стала «золотой нитью ясности», путеводной звездой. Всякая неопределенность молодых стремлений, юношеского брожения кончилась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное