Рипли сунула руки в карманы и стала хмуро расхаживать взад-вперед.
— Сэм и Майя… у них был роман.
— Прекрасно знаю. Он уехал и не вернулся. Это все еще не угасло.
— Нуда, ей чертовски скверно… — Рипли вздохнула, наклонилась и погладила кота Диего. — Они были любовниками. А мы с Майей… мы дружили. И знали друг про друга все. Когда она в первый раз была с Сэмом, это случилось там. Грот был одним из мест, где они встречались.
— Понятно.
— Это место все еще много значит для нее. Совсем ни к чему, чтобы какой-то чокнутый задавал глупые вопросы и мерил там энергию.
— Рипли, а тебе не приходит в голову, что, если бы Мак знал об этом, он не стал бы бередить больное место?
— Я не знаю, что о нем думать. — Рипли сердито выпрямилась. — Ест, болтает, а потом начинает вытягивать из тебя сведения прямо за столом… Нечего ему было приходить в гости и давить на тебя с Заком!
— Я не ощущаю никакого давления. — Нелл вынула из холодильника бостонский яблочный пирог с кремом. — Мне жаль, что это тебя сердит, но я буду говорить с Маком. Мне интересна его работа, и я хочу внести в нее свой вклад.
— Хочешь стать его лабораторной крысой?
— Я не чувствую себя крысой. Я не стыжусь собственной сущности и не боюсь своего дара. Больше не боюсь.
— По-твоему, я боюсь? — В Рипли вспыхнул гнев. — Чушь! Такая же чушь, как его идиотское исследование. Я просто не хочу иметь к этому никакого отношения и не хочу здесь находиться.
Она резко повернулась и толкнула заднюю дверь.
Рипли понимала, что нужно преодолеть гнев, пока не стало слишком поздно, пока она не сказала и не сделала того, о чем придется жалеть. «Это дело Нелл, — убеждала она себя, сбегая по лестнице, освещенной жемчужными лунными лучами. — Если Нелл бог знает почему хочется выставить себя на всеобщее обозрение, стать посмешищем и дать повод сплетням, она имеет на это полное право».
— Черта с два! — буркнула Рипли и пнула ногой песок.
Все, что скажет или сделает Нелл, будет иметь прямое отношение к ней, Рипли. От этого никуда не уйти. И не только потому, что они породнились, но и потому, что теперь они связаны одной веревочкой.
И сукин сын Макаллистер Бук знал это.
Он использовал ее, чтобы повлиять на Нелл, а Нелл — чтобы повлиять на нее, Рипли. Она сделала глупость, позволив Нелл в последние недели забыть о том, что нужно быть настороже. Глупость. А признаваться в собственной глупости Рипли ненавидела больше всего на свете.
Услышав позади лай, она повернулась. Из темноты вынырнула большая черная тень и бросилась на нее, опрокинув Рипли на песок.
— Черт побери, Люси!
— Тебе больно? Ты ушиблась? — Прибежавший следом Мак попытался поднять Рипли.
— Отстань от меня.
— Ты замерзла. С ума ты сошла, что ли? Убежала без пальто. Вот, держи.
Рипли шлепнула Мака по рукам, но он все же сунул ей жакет, который дала Нелл.
— Ладно, ты сделал свое ежедневное доброе дело. А теперь проваливай.
— Наверно, Нелл и Зак привыкли к твоим неожиданным вспышкам грубости. — Мак слышал собственный осуждающий тон, но упрямое выражение лица Рипли говорило, что она это заслужила. — Но лично я хотел бы услышать объяснение.
— Грубости? — Рипли изо всех сил оттолкнула его, заставив подняться на две ступеньки. — У тебя хватает наглости называть меня грубой после допроса, который ты устроил за обедом?
— Это была самая обыкновенная беседа. А теперь слушай. — Он держал Рипли за руки; тем временем Люси, которой хотелось поиграть, шныряла между ними. — Ты не хочешь говорить со мной о моей работе, и я тебя не принуждаю. Но это не значит, что я не должен говорить с другими людьми.
— Ты заарканил Нелл, прекрасно зная, что это имеет прямое отношение ко мне. Черт побери, ты разговаривал с Лулу и наверняка выспрашивал ее обо мне!
— Рипли… — Спокойствие, только спокойствие, сказал себе Мак. — Я никогда не обещал, что никому не буду задавать вопросов. Я не задавал их только тебе. Если ты хочешь как-то контролировать происходящее, поговори со мной. Иначе мне придется пользоваться информацией, полученной из вторых рук.
— Значит, все это было нужно только для того, чтобы припереть меня к стенке?
Мак был терпеливым человеком, но у всякого терпения есть границы.
— Ты прекрасно понимаешь, что это оскорбление для нас обоих. Так что перестань.
— я…
— Я испытываю к тебе сильное чувство. Оно осложняет мою работу, но я как-нибудь переживу. Не забудь, Рипли, ты только часть происходящего. Я все равно буду работать либо с тобой, либо без тебя. Выбирай.
— Я не хочу, чтобы меня использовали.
— А я не хочу быть жертвой твоих эмоциональных вспышек.
Он был прав, чертовски прав, и Рипли заколебалась.
— Я не желаю быть экспонатом кунсткамеры.
— Рипли… — Тон Мака смягчился. — Ты не экспонат. Ты чудо.
— Чудом я тоже не желаю быть. Неужели ты не можешь это понять?
— Могу. Я прекрасно знаю, что испытывает человек, на которого смотрят как на экспонат, как на чудо или на то и другое одновременно. Что мне тебе сказать? Ты такая, как есть, и другой быть не можешь.
Гнев исчез. Исчез бесследно. Мак ничего не выспрашивал, потому что и так все знал. По собственному опыту.