Сильфида

Соседки впервые так долго и откровенно беседовали друг с другом. Неприветливая, угрюмая Бригида была более склонна к ссорам, чем к дружеским беседам и излияниям. Может быть, ее привел в хорошее, спокойное настроение Вильчек, который время от времени просыпался, поднимал свою большую голову и лизал ее руку? Опираясь щекой на ладонь и слегка покачиваясь, она сказала:

— Как-то у мамы было много гостей, из города пришли, из деревень понаехали… Конрадка, которому было два года, немка отнесла на кухню и посадила на стол. В кухне, конечно, суета, какая бывает обычно в не слишком богатом доме, когда хотят себя показать… Кто-то задел за стол и перевернул его… Ребенок упал в бочку с водой…

— Утонул! — крикнула Розалия.

— Нет, простудился и умер.

— А второй?

— Второй — сгорел.

— Господи Иисусе!

— На нем платьице загорелось, когда он стоял у камина в гардеробной. Промучился, бедняжка, две недели и умер. Ему уже четыре года было… мальчонка мой дорогой… Его похоронили рядом с братом, жаль, что не рядом со мной…

Глаза Бригиды сверкали в темноте, как два уголька. В приглушенном голосе звучала жгучая горечь.

— А меня, где там! — продолжала Бригида. — Меня ни огонь, ни вода, ни слезы, ничего не берет… И голову я после смерти отца не расшибла, хотя об стенку билась… Такая уж у меня грубая натура…

— Зачем ты говоришь, что у тебя грубая натура, — робко возразила Розалия.

Бригида досадливо махнула рукой.

— Потому что грубая, — сказала она, — отцовская… Я всегда, с самого раннего детства, любила что-нибудь делать… все равно что… только бы не сидеть сложа руки. К музыке у меня никаких способностей не было, непоседа я была, смеялась я так же, как отец, громко, от всего сердца…

— Ты смеялась? Ты, Брыня! — в величайшем изумлении воскликнула Розалия.

— Пока был жив отец, — ответила Бригида резко и мрачно.

— Ах! — вздохнула ее собеседница. — Почему это, как только отцы умирают, матерям и дочкам тяжело становится жить на свете… Так тяжело… Так плохо…

Бригида с недоумением посмотрела на нее.

— Ну, ну, — сказала она, — разве тебе плохо? Ты очень любишь свою мать, увлекаешься рукоделием, как говорит пани председательша, всегда такая веселая…

Розалия помолчала немного, а потом, придвинувшись ближе к подруге, взяла ее руку, которая без сопротивления, но вяло, равнодушно осталась лежать в ее маленькой ручке, и чуть слышно прошептала:

— Брыня! Знаешь что? Выходи замуж за того… знаешь… который влюблен в тебя!

Бригида вырвала руку и крикнула, рассердившись:

— Это еще что такое? Откуда, скажи на милость, ты знаешь, кто в меня влюблен?

— Откуда?.. Вот откуда… Я ведь всегда сижу у окна с рукоделием… А иногда гляну во двор и вижу… Всю весну видела, как тот, ну, ты знаешь, кто… смотрит на тебя и помогает тебе воду доставать из колодца, а когда разговаривает с тобой, то кажется, что весь дрожит…

Бригида слегка вздрогнула.

— Ты видела? Правда? А может быть, тебе только показалось? — тихо промолвила она.

— Не показалось, честное слово, не показалось! — вскричала Розалия. — Послушай, хотя я на таких людей и не гляжу никогда…

— На таких! — прервала ее с негодованием Бригида. — Какие вы все глупые с вашим делением людей на таких и других. Нищие, как мыши в пустом амбаре, а людей еще на таких и других делите! Глупость на глупости едет и глупостью погоняет! Со всеми вами, сколько бы вас там ни было, даже разговаривать не стоит… Поэтому я молчу всегда, как проклятая, а если когда и открою рот, то сейчас же раскаиваюсь… вот как сейчас…

Она хотела встать и уйти, но Розалия удержала ее за платье.

— Ну вот, ты уже рассердилась и готова опять затеять ссору, но я не хочу с тобой ругаться… Погоди… Поговорим еще немного… по душам… Я ведь тебе добра желаю… Мне жаль тебя, потому что и мне, хоть я и кажусь веселой, не всегда весело бывает. Я не хочу огорчать маму и поэтому не показываю того, что чувствую…

— И что же ты, например, чувствуешь? — спросила обезоруженная ее словами Бригида.

— Сама не знаю! — нерешительно ответила Розалия.

— В том-то и дело, — сказала Бригида с иронической усмешкой, — вы все не знаете, что чувствуете… Чувствуете что-то… чувствуете… вздыхаете… грустите… а почему — сами не знаете… С детства я помню эту тоску о чем-то… о чем-то… какие-то жалобы на что-то… на что-то… О чем? На что? Тьфу! Сгинь, призрак, пропади! Надо по крайней мере знать… Или эти вечные подрезанные крылья, родственные души, вздохи, пение у рояля. Ух! Как мне все это опротивело… Но ты — другое дело… У тебя, конечно, есть основания грустить, и только очень глупо, что ты не знаешь, о чем тоскуешь…

Она умолкла на мгновенье, а потом порывистым движением схватила обе руки Розалии.